Я кинула на него быстрый взгляд. Плечи его напряглись, будто тело свело болью.
– Ты его знал? – спросила я.
Дольф кивнул.
– Джимми Дуган. Он был моим напарником, когда я был моложе, чем ты сейчас. Ушел в отставку, на пенсию прожить не смог и устроился сюда. Блин.
Что я могла сказать? “Сочувствую” – не годилось. “Мне чертовски жаль” – все равно мало. Ничего не приходило на ум. Ничем я уже помочь не могла. И просто стояла в этом заляпанном кровью коридоре и молчала.
Зебровски присел рядом с Дольфом и положил руку ему на плечо. Дольф поднял глаза. Какое-то сильное чувство мелькнуло в них: гнев, боль, печаль. Все это вместе, ничего из этого. Я смотрела на мертвеца, стискивая пистолет, и придумала наконец, что сказать полезного.
– У здешних охранников есть серебряные пули?
Дольф посмотрел на меня. Уже не надо было гадать – это был гнев.
– А что?
– У охранников должны быть серебряные пули. Пусть один из вас возьмет револьвер, тогда у нас будут два ствола с серебряными пулями.
Дольф только посмотрел на пистолет:
– Зебровски!
Зебровски взял револьвер осторожно, будто боясь разбудить человека. Но эта жертва вампира не собиралась вставать. Голова его свесилась набок, мышцы и связки были перекушены. Как будто кто-то большой ложкой зачерпнул мясо и кожу вокруг позвоночника.
Зебровски щелкнул барабаном.
– Серебро.
Он задвинул барабан на место и встал, держа оружие в правой руке. Ружье свободно висело в левой.
– Запасные патроны? – спросила я.
Зебровски склонился снова, но Дольф покачал головой. И обыскал мертвого сам. Когда он закончил, руки его были покрыты кровью. Он попытался стереть засыхающую кровь носовым платком, но она застыла в складках ладоней, собралась под ногтями. Теперь ее только мылом и щеткой можно отскрести.
– Прости, Джимми, – сказал он.
Он все еще не плакал. Я бы на его месте заплакала. Но у женщин в слезных протоках больше химикалий, и потому они проливают слезы легче мужчин. Честно.
– Запасных патронов нет. Наверное, Джимми считал, что пяти хватит для рутинной работы охранника.
Его голос был словно подогрет злостью. Что ж, злость – лучше, чем слезы. Если это в твоей власти.
Я продолжала наблюдать за коридором, но мои взгляд все возвращался к мертвому. А мертв он был потому, что я не сделала свою работу. Если бы я не сказала водителям труповозки, что тело не представляет опасности, его бы сунули в хранилище, и Джимми Дуган бы не погиб.
Терпеть не могу, когда я виновата.
– Идем, – сказал Дольф.
