Если на то пошло, у меня тоже.
– Давно не виделись, Эдуард.
– Три месяца, – ответил он. – Пока моя сломанная рука до конца не зажила.
Я кивнула.
– Мне тоже швы сняли только два месяца как.
Он все так же сидел на ступеньке, глядя на меня.
– Что ты хочешь, Эдуард? – спросила я.
– Может, я просто зашел проведать? – Он тихо засмеялся.
– Сейчас два часа ночи, а не утро. Не дай тебе Бог, если ты просто зашел проведать.
– Ты бы предпочла, чтобы это было по делу?
Голос его был ровен, но что-то такое в нем слышалось.
– Нет-нет! – затрясла я головой. Иметь общие дела с Эдуардом мне никак не хотелось. Он специализировался на ликвидации ликантропов, вампиров, всех тех, что когда-то были людьми и перестали ими быть. Убивать людей ему надоело. Слишком легкая работа.
– А ты по делу?
Голос у меня был ровный и не дрожал. Очко в мою пользу. Браунинг я выхватить могла, но, если бы дело дошло до оружия, он бы меня убил. Дружить с Эдуардом – это как дружить с ручным леопардом. Можешь его гладить, и он тебя вроде бы любит, но в глубине души ты знаешь, что, если он всерьез проголодается или разозлится, он тебя убьет. Убьет и мясо с костей обглодает.
– Сегодня только информация, Анита. Никаких проблем.
– Информация какого сорта? – спросила я.
Он снова улыбнулся. Добрый старый дружище Эдуард. Вот так.
– А нельзя ли нам зайти в дом и там поговорить? Тут что-то холодно.
– В прошлый раз, когда ты был в городе, тебе не нужно было приглашения, чтобы зайти в мою квартиру.
– А у тебя новый замок.
Я улыбнулась:
– И ты не можешь его взломать?
Мне было по-настоящему приятно.
Он пожал плечами. Может, дело в темноте, но не будь это Эдуард, я бы сказала, что он смутился.
– Мне слесарь сказал, что он защищен от взлома.
– А я с собой тарана не захватил, – сказал он.
– Заходи. Я сделаю кофе.
Я обошла вокруг него, а он встал и пошел за мной. Я повернулась к нему спиной без всякой тревоги. Может быть, когда-нибудь Эдуард меня застрелит, но он не будет этого делать в спину, сказав сначала, что ему нужна только информация. Эдуарда нельзя назвать человеком чести, но у него есть правила. Если бы он собираются меня убить, он бы об этом заявил. Сказал бы, сколько ему заплатили за мою ликвидацию. Смотрел бы, как светится страх у меня в глазах.
Да, у Эдуарда есть правила. Просто у него их меньше, чем обычно у людей бывает. Но своих правил он никогда не нарушает, никогда не идет против своего искаженного чувства чести. Если он сказал, что сегодня мне ничего не грозит, значит, так и есть. Хорошо бы, если бы у Жан-Клода тоже были правила.
