Выглядел он старше своего возраста оттого, что борода его была довольно длинной и неровной, волосы — седыми и тонкими, и носил он роговые очки. Что касается Эльзы, это было худенькое и бледное дитя, очень тихое и аккуратное, с темными глазами и заплетенными каштановыми волосами, перевязанными черной лентой. Она штопала кукольную одежду и относила кукол обратно в их дома, когда они были починены.
Дом хоть и был мал, но для двух людей, что жили в нем, он был слишком велик. В нем имелась небольшая гостиная с видом на улицу, три комнаты наверху и мастерская в задней его части. Впрочем, отец с дочерью большую часть времени проводили в мастерской, потому что в основном работали даже по вечерам.
Мистер Пюклер положил Нину на стол и долго осматривал ее до тех пор, пока слезы не начали заполнять его глаза за очками в роговой оправе. Он был очень чутким человеком, нередко влюблявшимся в куклы, которые чинил, и ему было трудно расставаться с ними после того, как те в течение нескольких дней улыбались ему. Для него это были настоящие люди, с собственным характером, мыслями и чувствами, и он был очень ласков с ними. Но некоторые с самого начала особенно его притягивали, а когда попадали изувеченными и поврежденными, их состояние казалось столь жалостным, что наворачивались слезы. Вам следует помнить, что он прожил среди кукол значительную часть своей жизни и понимал их.
— Откуда тебе знать, что они ничего не чувствуют? — твердил он Эльзе. — Тебе следует быть мягче с ними. Тебе ничего не стоит быть доброй к малым созданиям, а для них, быть может, это имеет значение.
И Эльза, будучи ребенком, понимала его и знала, что значила для него больше, чем все куклы.
Он с первого взгляда влюбился в Нину, возможно потому, что ее прекрасные карие глаза чем-то напоминали глаза Эльзы, а Эльзу он любил сильнее всех, всем своим сердцем. И кроме того, произошедшее с ней было очень печальным.
Нина недолго прожила на свете. Цвет ее лица был идеален, волосы — где нужно были гладкими, где нужно — кудрявыми, а ее шелковая одежда была совершенно новой. Но на лице у нее был страшный порез, будто от удара саблей, глубокий и темный внутри, но чистый и острый по краям. Когда он нежно прижал ее голову, чтобы закрыть зияющую рану, края издали тонкий скрежещущий звук, который больно было слышать, а веки темных глаз колыхались и дрожали, словно Нина ужасно страдала.
— Бедняжка Нина! — горестно воскликнул он. — Я не причиню тебе боли, но тебе понадобится немало времени, чтобы окрепнуть.
