государственной конторе, распределяющей бюджетную поддержку
отечественному кинематографу, и является членом Общественной палаты
при президенте страны. В общем, личность её реализовалась в полной мере.
Самодвижущаяся «квартира» же, пока длились воспоминания нашего
консультанта, медленно, но уверенно прорвалась к Кадашевской
набережной, по которой почти мгновенно перенеслась от Большой Полянки
до Большой Ордынки, и остановилась на светофоре. А как только вспыхнул
«зелёный», она так же быстро перелетела через Водоотводной канал и
Москву-реку и, сделав три необходимых манёвра, оказалась у западного
входа гостиницы «Россия».
Едва машина замерла, как сразу же со стороны, где сидел Крытов, к
дверце подскочил плотный черноволосый мужичок в бордовом пиджаке с
золотыми пуговицами и какой-то жёлто-коричнево-синей не то бляхой, не то
гербом на груди. Немного пухленький и тщательно прилизанный (вот кто
действительно смахивал на Мальчиша-Плохиша); на вид ему было лет
тридцать пять. Он бережно приоткрыл дверцу и, подобострастно
склонившись, поздоровался с Крытовым. Если бы швейцары на входе в
гостиницу не были облачены в светло-коричневые униформенные пиджаки, его можно было бы принять за одного из них. Когда же из «мерседеса»
появился Аникин, встречающий нешвейцар сразу весь подобрался и смерил
его настороженным взглядом. Крытов представил их друг другу. Мужичка
звали Василий Васильевич Синицын.
Полулюкс, в который он проводил Крытова и Аникина, располагался на
седьмом этаже и выходил окнами на Кремль. Ничего особенного. Крошечная
прихожая, небольшая гостиная-кабинет, спальня, совмещённый санузел.
Обставлено всё в стиле «совок семидесятых». Без сомнения, где-то
притаились и тараканы. Зато вид на Спасскую башню и Василия Блаженного.
Но, тем не менее, Аникин был порядком удивлён: «Странно, очень странно.
Да, начинаются странности. Странности – вещь интересная, но всё-таки
лучше бы без них». Он точно знал: все полулюксы западной стороны
«России» с видом на Кремль закреплены за губернаторами областей и
спикерами региональных парламентов в качестве их постоянных московских
квартир и никогда никому не сдаются, даже во время отсутствия
руководителей территорий в Москве. Заведено это было с тех пор, как всех
