Некоторое время на
заправке было тихо, а потом, как говорится, «пошла масть». Меньше часа
потребовалось Тимофею, чтобы распродать содержимое пакета по значительно более
высоким ценам, чем называл Михаил. Оставалась только пуговица в тайном кармане.
Тут как раз подъехал на
синей «ниве»-пятидверке молодой священник с семьей. Тимофей с интересом
посмотрел на четырех ребятишек, весело щебечущих на заднем сиденье, на
худенькую матушку с необыкновенно красивым лицом в стареньком платке и на
самого батюшку в черной рясе с золочёным крестом на груди, вышедшего из машины
и неторопливо направившегося к кассе заправки.
— Здравствуйте, — сказал
ему Тимофей.
— Здравствуй, —
улыбнулся священник.
— У меня, вот, к вам
вопрос есть, — смутился мальчик под пристальным взглядом и замялся.
— Ну, спрашивай? — иерей
подчёркнуто не торопился.
— Посмотрите, — и достал
из кармана пуговицу.
Священник внимательно
осмотрел её со всех сторон, вскинул бровями:
— Что ж, старая
пуговица...
— Скажите... батюшка, —
вспомнил, как обращалась к священникам бабушка, — а вот если эта пуговица из
этого... из ипатьевского дома и принадлежала кому-нибудь из царской семьи?
Священник стал ещё более
серьёзен и буквально насквозь прошил Тимофея испытующим взглядом.
— А у тебя она откуда?
— Друг дал. А ему
случайно досталась, он и сам не знает, правда это или нет.
— А тебе самому
известно, что царь Николай II и его семья святые?
— Святые? А за что их
расстреляли?
— Их недавно причислили
к лику святых. Большевики-безбожники уничтожили следы своего злодеяния, все
следы замели. Обливали кислотой и несколько раз сжигали их тела. Недавно,
правда, захоронили в Петербурге какие-то останки, найденные под Екатеринбургом,
даже экспертиза была, но почему-то в Англии. Я вот не верю, что это их прах.
Император предрекал, что тело его не найдут. Поэтому, если у тебя в руках то, о
чем ты сейчас сказал, это вещь святого, а значит, святынька.
— Ух, ты... — не
удержался от непонятного самому себе восхищения Тимофей.
— И относиться к ней
надо соответственно. Но, как я понимаю, проверить мы это вряд ли сможем.
— А сколько она может
стоить? — сначала спросил, а потом испугался своего вопроса мальчик.
Батюшка глубоко вздохнул
и отвел глаза в сторону. Помолчал немного, обдумывая ответ доступный пониманию
отрока.
— А сколько стоит
частица неба? — ответил вопросом на вопрос.
— Неба? Да разве...
Это... Ну, разве может быть... Чтоб небо...
— И я о том, — грустно
улыбнулся священник, — хотя, знаешь, могут найтись дельцы, которые и небо
разделят и начнут продавать частями. Землю уже продают, леса, воду... У них всё
имеет цену, потому как деньги для них мерило всего. Понимаешь?
