- Чепуха! Ты
прирожденный пилот! Ты и вокруг столба смог бы.
Михаил грудью лег на
руль. Тихая улочка от Никольской церкви упиралась впереди в центральный проезд.
Там наступающие сумерки разноцветными пулями рвали иномарки. Еще недавно - от
светофора до светофора - Михаил всегда был первым. Прошлое поманило его азартом
и беспечностью. Ну не в монастырь же теперь уходить...
- Садись, - кивнул он на
соседнее сиденье Андрею и повернул ключ зажигания.
Включил фары и вдруг...
Всего на пять-семь
секунд в свете фар появилось видение: старушка в сером пальто и пуховом платке,
испуганный взгляд, прижатая к губам вязаная варежка... Антонина Павловна! Как в
ту злополучную ночь. Холодный пот выступил на лбу, ледяными горошинами
прокатился по спине.
- Ты видел? - спросил
Михаил Андрея, успевшего сесть рядом.
- Чего? Кого? - улыбался
Андрей.
- Нет.
- Чего нет?
- Я не буду участвовать.
- Да ты что, Михаил?!
Тебя же спишут!
- Пусть...
- Ты же ничего больше не
умеешь. У тебя же дар от Бога!
- А я, как ты заметил,
на Него и работаю...
- Шум трибун на
церковный хор поменял.
Домой Михаил вернулся
поздно. Лена ждала его, давно приготовила ужин. С тревогой посмотрела в глаза,
знала, что Андрей разыскивал его.
- Мне тут работу
предложили.
- Ну и?
- Благочинному водитель
нужен, пока со своей машиной, потом «Ниву» купят. Платить будут неплохо, не
хуже, чем в какой-нибудь коммерческой фирме.
- А ты?
- Согласился.
- Слава Богу.
- Батюшка обещал нас
обвенчать.
Через некоторое время
Михаил прочитал в газете, что на областных кольцевых гонках произошло
несчастье. Несколько машин попали в свалку, трое гонщиков крепко покалечились,
двое погибли.
В этот день Михаил
заказал сорокоуст за упокой души рабы Божией Антонины.
ИСТОРИЯ
БОЛЕЗНИ
Это была
тяжелая школа. Человек, который остался в живых после встречи с русским
солдатом и русским климатом, знает, что такое война. После этого ему незачем
учиться воевать...
Генерал Вермахта Блюментрит
Старый, немного пьяный
казах рассказал мне эту историю 9 мая на КПП №-ской части в 1985-м, где он ждал
своего внука-солдата. И я ему поверил. Мой дядя, отстоявший Сталинград и
оставивший свое имя на берлинских стенах, рассказывал не менее удивительные
истории. В принципе, ничего для нас удивительного - верить в победу.
* * *
22 июня 1941 года в 3
часа 15 минут самолеты «Люфтваффе» вторглись в воздушное пространство СССР,
чтобы обрушить смертоносный груз на спящие города и военные аэродромы. 23 июня
1941 года в 15 часов 30 минут Андрей Нилов вышел из больницы с убийственным
диагнозом: рак легких на последней стадии. Да еще и эти, как их? А!
Многочисленные метастазы! «Два-три месяца - в лучшем случае, две-три недели - в
худшем», - признался тихий интеллигентный доктор. Видать, «насобачился» уже
беседовать со смертниками из онкологического отделения. В сущности, Нилова
отпустили домой умирать, и он, стоя на крыльце с папиросой во рту, раздумывал,
как это лучше сделать. Пойти на завод и напиться с ребятами? Не поймут, второй
день идет война. Завалиться с девчонками в кабак да гульнуть последний раз? Не
поймут, второй день - война. Пойти и удавиться? Не поймут, скажут - слабак.
Страха особого перед смертью у Нилова уже не было. Ему санитарки еще месяц назад
нашептали, что отнюдь не бронхит у него с осложнениями. Было время подумать.
Правда, с одним-единственным вопросом так и не удалось разобраться: почему
именно он, Андрей Нилов, двадцати восьми лет от роду, неженатый, комсомолец,
передовик производства, награжденный за перевыполнение плана пиджаком фабрики
«Большевичка» и прочая, и прочая? Почему? За что? И как теперь со всем этим
быть? Ни в Бога, ни в черта воспитанный в советском детдоме Нилов не верил. Вот
и стоял он на крыльце больницы с давно потухшей папиросой в зубах, не имея ни
малейшего желания идти в общежитие, где здоровые и шумные ребята собираются
добровольцами на фронт. Еще бы, надо же успеть побить фашистов, пока они сами
не убежали.
