— Вот уж хрен! —
по-русски ответил Майкл.
— Да-да! Вам нужно будет
взять пробы почвы, воды, короче, все, что потребуется для детального анализа.
Вот — даже фотографии, любезно предоставленные нашим другом Осинским. А это
фотографии со спутника. Я, кстати, уже побывал на месте...
— Какого горбатого Вы
тогда не взяли эти пробы сами?
— Я был там не один, а
по официальной версии для всех наших русских друзей мы собираемся там строить
базу для экзотического отдыха солидных людей. Охота, рыбалка, мошкара...
Короче, по полной программе.
— Среди Ваших друзей,
генерал, по мнению народа, проживающего в этой стране, нет русских. Они их, по
меньшей мере, называют выродками, — криво ухмыльнулся Майкл.
— Я не собираюсь
обсуждать с Вами человеческие достоинства российского руководства и ведущих
предпринимателей, тем более, что Вам, судя по Вашим корням, недалеко и до
природного антисемитизма. Это сейчас в моде у русских патриотов.
— Ага, также модно, как
у евреев занимать все ведущие должности.
— Вы уже зарываетесь!
— Скажите, генерал,
когда мы сделаем эту страну послушным придатком нашей долларовой машины, а
русских рабами, Вы не боитесь, что голодные рабы могут разнести в пух и прах
наш славный цивилизованный мирок?!
— А кто Вам сказал, что
они будут голодные? Нам нужны сытые рабы!
— Вы циник...
— Мой цинизм приносит
ощутимую пользу моей стране, а Вы готовы, в конце концов, выполнять задание?!
— А у меня есть выбор? —
и Майкл снова приложился к бутылке.
3
Придя в себя только
через два дня, Майкл начал собираться в дорогу. Прежде чем отправиться в
таежную глухомань, он справил себе все необходимые документы. Официально — он
ехал составить зарисовки о Тюменском севере, обеспечить рекламу строительству
будущего туристического центра для любителей экзотики. Разумеется, ФСБ давно о
нем знала, но махнула рукой — нехай тешится алкоголик, такого всегда можно
поменять (если возьмут), с шумом разоблачить (если понадобится), подсунуть ему
дезу. Кляйн, в свою очередь, прекрасно понимал, что он под колпаком, поэтому
работал нагло и почти в открытую. Расчет был прост: в России далеко не каждый
мог определить, что сегодня является государственной тайной, а что нет. Если
раньше даже сортиры в воинских частях нельзя было фотографировать, то теперь
американские вояки педантично считали, сколько распилили своих ракет русские,
присутствовали при взрывах пусковых шахт и испытаниях нового оружия. Кляйн, к
тому же, подозревал, что в ФСБ, возможно, давно уже используют нейролептонное
оружие, этакими малыми порциями. Для «своих». Или, может быть, просто им было
не до этого. Насколько он знал, новоиспеченные правители изрядно выпотрошили и
КГБ и ГРУ, и начальниками там теперь случались даже пожарники и партийные
функционеры. Поэтому в самых темных коридорах российских спецслужб подолгу
выясняли, кто за кого, где свои, а где чужие, и кого таковыми считать. И хотя
они в одну ночь могли прихлопнуть всю мафию в стране, но не делали этого лишь
потому, что под эту метлу так или иначе попадал весь Кремль и половина
наместников в провинции.
