Ущелье начинает расширяться, и посреди его возвышается одинокая скала, а на ней древний замок, как орлиное гнездо, висит на крутизне; здесь может быть, в старину, обитало какое-нибудь хищное племя. В почерневших от времени башнях и стенах, которые я вижу на высоте, может быть много несчастных жертв томилось и погибло. Мирный голос не отвечал на безнадежные вопли, и одно эхо грозных гор дико повторяло их жалобные крики. Вдруг яркий луч солнца проник в ату унылую пустыню, согрел меня и как будто озарил душу. Мертвая серая тень, лежащая на всех предметах, окружающих меня, превратилась в живой свет; дикие утесы и черные развалины ярко заблистали и явились мне волшебными замками в очарованной долины.
Чтоб насладиться сколь возможно более природой, я по большей части иду пешком. Давно ли еще был я в толпе гуляющих по Невскому проспекту и набережной, — а теперь в такой дали, в такой глуши Кавказа, еду в Персию. Неужели это истина, а не прекрасный сон? Но истина почти всегда однообразна и печальна; за то, в вознаграждение, самые лестные меты оживляют мои чувства. Вот еще старинный замок; Черкесы, кажется, живут в нем; я вижу сакли под стенами башен.
24-го Августа 1838 года, Карета моя висит над пропастью; но опасности, кажется, нет: дорога не худа. Я вспомнил о Греции, — мой путь из Пароса в Навилию: там горы не столь высоки, но дорога страшнее и опаснее; узкие тропы по скользкому снегу, над глубокими пропастями, приводили в трепет даже Верных наших мулов; однако же, в замен трудности пути, мы пользовались видами дикой природы, ночлегами в полуразвалившихся сараях; ужин наш состоял из соленых слив и вина, похожего на скипидар; ибо в Греции в вино кладут смолу или деготь, чтоб оно не кисло, путешественников же утешают уверением, что деготь полезен для желудка.
Я взобрался на Крестовую гору. Вся Дикость природы исчезла. Необъятное пространство открылось далеко подо мной; там горы, долины, леса и луга сливались в одну гармоническую картину, — я не ясно понимал, где я. Мне снилось иногда, что я блуждаю в каких-то подземных пещерах и тайных переходах, и потом вдруг выхожу на свет в прекрасную долину; по такой пространной долины, какова теперь предо мной, я не видал Во сне; мое воображение не могло нарисовать такой великолепной картины. В этом волшебном зрелище была какая-то неизъяснимая важность и спокойствие; как будто после бури настала тишина, или после диких переходов Роберта вдруг раздался хор ангелов. Эта необозримая картина была Грузия.
