Путешествие в Персию | страница 10
Вдруг дверь растворилась, — вошли два молодые буйвола и дружески приблизились к нашим постелям, Армянин, высокий, бледный и худой, выгнал их и зажег яркий огонь в камине. Ену еще нет тридцати лет, а мрачность и равнодушие выражаются в его лице, как будто он уже отжил век. Эта отличительная черта не редко встречается в Азиатцах и, может быть, происходит от однообразной и ленивой жизни среди уединенных пустынь, в которых они обитают. В Азии все уныло и печально.
Товарищи мои наконец проснулись, — мы собираемся в путь. Проехав 25 верст среди долин, похожих на Тироль, между снеговых гор, мы остановились ночевать в Армянской деревне Карвансарай, где нас принял Испанец Г. Эспехо, Полковник в Русской службе, которому, как мы уже упомянули, поручено было устроить здесь шоссе. Этот веселый и приятный Испанец живет здесь, как Армяне, в подземелье — род — погреба, без сомнения, весьма удобного для сохранения мертвых тел, но для живых не представляющего никаких выгод, кроме сырости, темноты и недостатка в воздухе. Может быть, могильный. холод, царствующий в этих подвалах, удаляет некоторого рода. насекомых, но за то сырость способствует к расположению других, например, мокриц, и проч.
Г. Эспехо дал нам хороший обед, каким я не пользовался от самой Москвы. Не смотря на любезность вашего хозяина, переговорив обо всем и выкурив по нескольку трубок, все источники развлечения истощились к 8 часам, и оставалось только ложиться спать.
Я имел неосторожность последовать общему примеру и лечь в этой подземной пещере; но зато как горько было мое раскаяние! Лишь только Франц вышел от меня со свечкой, и — увы! с моими сапогами, — как вдруг беспокойство мною овладело, сырость меня проникла, дыхание сперлось от недостатка воздуха, и сильная зубная боль схватила меня в первый раз с самого отъезда из Воронежа. Тут лежал Дюгамель и уже начинал засыпать, доктор также; было бы не деликатно встать; да сверх того я был лишен сапогов, люди спали при экипажах; идти босиком, завернувшись в одеяло, подвергаться сырости горного тумана, было бы опасно; и я решился лежать, как живой мертвец в гробу, и ожидать в отчаянном положении, когда запоют петухи и взойдет солнце. Петухи запели, но солнца не видать, на дворе был дождь, и я, выпив три чашки кофе с буйволовым молоком, засел в карету.
Я не люблю здешних Армян; Татары лучше. У Армян женщины, как отшельницы, собаки у них злые; женщинам у Армян дозволяется говорить только с мужьями. Я слышал однако же, что после первых родин им дозволяется, в необходимых случаях, разговаривать с отцом и с матерью, или по крайней мере отвечать на их вопросы; впрочем они должны хранить вечное молчание, выражаться только знаками, или вовсе не выражать своих мыслей, а главное, избегать присутствия кого-либо, как от ревности мужчин, так и потому, что женщина у Армян считается творением непристойным и нечистым; они не должны сквернить мужчин своим присутствием, и в продолжение всей своей молодости должны скрываться в мрачных подземельях от взора мужчин. Вот до какой степени ревность преобладает этим завистливым народом. Одни старые беспрепятственно лазят из одной норы в другую, как мертвецы, ползающие около своих могил