Все наше оружие — одна винтовка да ракетница с тремя осветительными ракетами. Признаюсь, я не испытывал особого восторга от встречи со столь превосходящими силами противника. Однако не успел я сказать, что хорошо бы дождаться подкрепления, как смотритель (здоровенный парень с усами, похожими на велосипедный руль) сделал мне знак следовать за ним и бросился прямо в центр лагеря. Что тут началось! Несясь по пятам за смотрителем, я попал в водоворот; браконьеры прыгали через бому во все стороны. Я схватил одного за шею, и мы вместе рухнули на колючую изгородь.
Пленник завопил:
— Мими хапана пига Ньяма, Бвана (Я не убивал дичь, господин).
Я велел ему замолчать. В тот же миг над головой у меня пролетел еще один браконьер.
— Стой! — заорал я.
Куда там. Я выстрелил из ракетницы, ракета описала дугу и подожгла траву метрах в двадцати перед удиравшим злоумышленником. Подавив желание захватить еще одного браконьера, я поднял пленника, отвел его в наш лагерь и бросился назад, но лес уже был пуст и безмолвен.
Вскоре появился Майлс, он очень расстроился, что не смог принять участия в атаке. Огонь, зажженный моей ракетой, быстро приближался к боме. Следовало поскорее собрать все ловушки, копья, симе, луки и колчаны с отравленными стрелами, брошенные хозяевами после первого выстрела. Оружие нельзя было оставлять: им могли воспользоваться другие браконьеры. Наконец появился и Мюррей Уотсон. Его огорчение было еще большим, хотя ему и удалось поймать одного беглеца. Едва мы успели вынести последние мешки с вяленым мясом, как бома вспыхнула и превратилась в огненную стену.
Какой богатый событиями день! Я почти не стыдился охоты на человека, ибо она удовлетворила мой первобытный охотничий инстинкт — защищать свою территорию. Но вечером, по возвращении в лагерь на реке Мара, когда я разглядел пленников, их потухшие, несчастные глаза и следы «столкновения» со смотрителями, меня охватили угрызения совести. Особенно они усилились после слов Майлса, что им дадут по пять месяцев тюрьмы: независимая Танзания безжалостно расправлялась с нарушителями законов и расхитителями народных богатств. Конечно, было поздно что-то менять в их судьбе, а кроме того, справедливость наказания не вызывала сомнений, ибо фауна нуждалась в действенной охране. Не мог я осуждать и смотрителей, не очень нежно обращавшихся с браконьерами. Однако в душу мою запало сомнение, является ли сегодняшнее мероприятие лучшим средством борьбы с браконьерами. Да, мы имели дело с бандой, которая охотилась незаконно и преследовала корыстные интересы. Но, живя по соседству с парками, эти люди могли превратиться после подобного инцидента в наших непримиримых врагов. Хорошо ли это?