Эриксон работал с наблюдаемой проблемой. Однажды он сказал: “Симптом — это как ручка сковородки. Если как следует взяться за ручку, со сковородкой можно сделать многое”. Он был уверен, что клиенты легче сотрудничают с терапевтом, который работает над тем, за что они платят деньги — над избавлением от проблемы. Сегодня психотерапия стремится концентрироваться на проблеме клиента. Современные терапевты учатся исследовать симптом и изменять его, а не искать, что же за ним скрывается. Для проведения краткосрочной терапии терапевт должен как моо быстрее добиться улучшения в состоянии клиента. Время неторопливых рассуждений ушло. Однако и по сей день Эриксон остается главным источником знаний о том, как излечить симптом в кратчайшие сроки.
Должны ли мы быть нейтральными?
Ортодоксальные психотерапевты были нейтральны. Они избегали оказывать личное влияние на клиента или лично участвовать в процессе излечения. Стремясь быть “экраном”, на который клиент мог проецировать свой инсайт, они считали личную вовлеченность терапевта признаком психопатологии. С непроницаемым видом они сидели вне поля зрения пациента и вещали монотонным голосом, тем самым оберегая его от своего влияния. Когда Гарри Стак Салливан выдвинул предположение, что в терапии участвуют два человека и каждый реагирует на слова собеседника, он был с позором изгнан “из конюшни”.
Эриксон использовал самого себя как инструмент воздействия на клиента. Он убеждал, упрашивал, шутил, требовал, угрожал, звонил по телефону — то есть делал все что угодно, л бы добиться цели лечения. Он утверждал, что личная заинтересованность и участие — главные двигатели процесса излечения, и его диагнозы были всегда связаны с реальными людьми в реальном мире, а не с их психотерапевтическими проекциями. Сегодня терапевты пытаются определить меру личностного участия в лечении и приходят к пониманию того, что краткосрочная терапия, ориентированная на решение проблемы, не может быть нейтральной и отстраненной.
Прошлое или настоящее?
В традиционной психотерапии вплоть до пятидесятых годов основное внимание уделялось прошлому клиента. Подразумевалось, что человек приобретает проблему из-за программирования в прошлом. Фобия была результатом прошлой травмы. Приступы тревоги подчинялись прошлому опыту. Считалось, что симптом — это неадаптивное поведение, образовавшееся на основе прошлого опыта. Ситуация в настоящем, как правило, к делу не относилась. Например, жена чувствовала себя несчастной в семейной жизни, так как проецировала на мужа свой прошлый опыт. Поэтому терапевт не стремился понять, что же, собственно, происходит в настоящий момент у нее в семье. Он никогда не говорил с ее родственниками по телефону и еще реже приглашал их к себе для беседы.
