Ключевым фактором в понимании эриксоновской терапии является то, что он не считает терапевтическое изменение результатом большего осознания или понимания. Он не учит пациента тому, что тот должен знать. Он действует иначе: создает ситуацию, которая требует от человека иного поведения и ведет к появлению нового жизненного опыта. Он, похоже, полагает, что человек в основе своей не рациональное животное, а обучающийся организм, который учится через реальный опыт.
Если взять множество аспектов эриксоновской терапии и соединить их, возникнет общий подход к лечению. Эриксон приступает к лечению каждого нового пациента с ожиданием, что для данного пациента потребуется уникальный способ лечения. Он допускает многообразие терапевтической среды: может работать у себя в кабинете, дома, на месте работы пациента. Он может ограничить прием одним часом или продлить его до нескольких часов, менять размеры гонорара, выбрать короткую или длительную терапию. Его отношение к каждому новому пациенту заключает в себе ожидание, что пациент естественным образом вылечится, когда помехи, сдерживающие его, будут устранены. Он готов полностью взять на себя ответственность за то, что будет происходить с пациентом, но готов также снять с себя ответственность, если это необходимо для лечения. С первой встречи он принимает предлагаемое пациентом и определяет отношения как такие, при которых он готов работать в рамках, с самого начала понятных для пациента. Он движется к изменению максимально быстро; создает условия для нового опыта, подталкивающего пациента к действиям, требующим нового поведения, и изменяет поведение-симптом, которое ограничивает пациента. Он максимально использует свойственные пациенту способы взаимодействия с людьми. Начав изменения в зни пациента, он стремится отпустить его на свободу и дать возможность развиваться по своему собственному, независимому пути.
Я широкими мазками набросал основные аспекты эриксоновского подхода — частично из-за того, что трудно детально интерпретировать его работу без обращения к клиническим случаям, описанным в его публикациях и рассказанным во время лекций. Каждый случай уникален. Другая трудность обобщения опыта Эриксона состоит в том, что из всего сказанного неизбео найдутся исключения. Много лет назад один исследователь вел долгие беседы с Эриксоном в надежде получить общую картину его терапевтических процедур. Молодой человек жаждал четких правил о “методе”, и Эриксон старался изо всех сил, чтобы обучить его. В какой-то момент Эриксон прервал дискуссию и вывел молодого человека на лужайку перед домом. Он указал на улицу и спросил своего гостя, что он там видит. Озадаченный молодой человек ответил, что видит улицу. “А еще что?” — спросил Эриксон и, поскольку парень пребывал в затруднении, указал на деревья, растущие вдоль улицы: “Что общего вы можете заметить у всех этих деревьев?” Внимательно изучив весь ряд, молодой человек сказал, что все деревья клонятся в восточном направлении. “Правильно, — удовлетворенно сказал Эриксон. — Все, кроме одного. Второе дерево с краю наклонилось к западу. Всегда существует исключение”.
