— Слушайте, вы! — вспыхнул Горелов, не в силах унять разраставшейся ярости. — Немедленно убирайтесь отсюда ко всем чертям!
— Что! — насмешливо процедил Убийвовк. — Ка-пи-тан? Мей брей, ты разве мне командир? Будь полегче на виражах, я и не таких в штопор пускал.
— Еще раз говорю — убирайтесь отсюда вон! — цепенея от гнева, повторил Алексей.
Покачиваясь на нетвердых ногах, Убийвовк спросил:
— А что? Коменданта гарнизона покличешь?
— Нет.
— А что?
— По шее как следует дам.
— Ты?
— Я.
— А это видал? — Убийвовк закатил выше локтя рукав штатской рубашки и сделал попытку выжать мускул. Рука оказалась бессильной.
Алеша, уже не сдерживая злости, рванулся к нему. От сильного и точного удара Убийвовк грохнулся на пол. Женщина безмолвно наблюдала эту сцену.
— Вставай, дурак, и немедленно убирайся наверх, иначе действительно попадешь к коменданту и в три счета вылетишь отсюда.
Убийвовк поднялся с пола, отряхиваясь.
— Это ты меня… так легко?
— Уходи!
Убийвовк медленно попятился. В его взгляде мелькнуло что-то трезвое.
— Я пойду… Хорошо, я пойду, — пробормотал он послушно и стал не очень уверенно подниматься по лестнице. — А ты, капитан, остаешься, да? — донесся сверху его голос. — Может, тоже хочешь попытать счастья у королевы красоты? Не советую. Как и я, фиаско потерпишь.
Едва шаги Убийвовка смолкли, Горелов, не глядя на женщину, сказал:
— Простите этого шалопая, пожалуйста. Я с ним завтра утром еще не так поговорю. Не расстраивайтесь из-за пьяного дурня. Очень вас прошу, не расстраивайтесь.
Женщина села за столик, посмотрела на него широко открытыми глазами, потом уронила голову на руки и горько заплакала. Она плакала молча, только раз приглушенно всхлипнула. Алексей видел вздрагивающие плечи. Он стоял, не зная, что делать. Злость на Убийвовка уже прошла, но он, сурово сжимая губы, все же сказал:
— Эх, мало я его тряханул! Надо бы посильнее, чтобы в его электронной коробке звон пошел. Надолго бы запомнил…
Женщина подняла голову, достала платок и вытерла слезы. Ненакрашенный рот дрогнул в горькой усмешке. В уголках рта еще оставались скорбные морщинки, когда она сказала:
— Большое вам спасибо за вмешательство, конечно. Я бы и сама справилась с этим любителем приключений, но вы так кстати появились. А на него, на вашего неудачного соседа по номеру, я и не злюсь. Что с такого возьмешь? Спала себе спокойно, а он пьяный ввалился и целоваться задумал. Кажется, и взаимность получил ценою в две пощечины. Завтра сам придет извиняться. Да разве он одинок в этом смысле? Видала донжуанов и похлеще. Почему все думают, что если женщина одинока, то обязана на первое приглашение откликаться? Или не противоречить, в крайнем случае. — Она посмотрела в распахнутое окно на звездный квадрат неба, стерегущего Степновск и бурлящий Иртыш, и, явно избегая глядеть на Горелова, медленно договорила — Есть зов сердца, а есть зов тела. По зову сердца ты любишь, а зов тела — это что-то гадкое, низменное. Сильный человек этим управляет, а слабые распускаются. Разве не так?
