— Неужели? — выдохнула Мэри, встревоженная обрисованным трагическим положением вещей. Но разве сама она этим вечером за обедом не наблюдала подобных отношений, лишь слегка прикрытых налетом цивилизованности? И в то же время ей казалось, что причиной всему был Томас. Мэри не могла припомнить, чтобы такое напряжение царило за столом прежде.
— Именно так, — иронично подтвердил Томас. — И, поскольку никто, похоже, не познакомил вас с историей семьи, думаю, это следует сделать мне.
Мэри не была уверена, что жаждет этого, испытывая неловкость уже от того малого, что успела узнать.
— То, что вы собираетесь рассказать, как–то касается Нины? — нахмурившись, спросила Мэри.
Лицо Томаса напряглось.
— До злосчастного уик–энда я бы сказал «нет». Но теперь я уже не так в этом уверен… — Он помрачнел, но быстро справился со своим настроением и улыбнулся: — Да не смотрите вы на меня так испуганно, — успокоил он Мэри, заметив ее тревогу. — Насколько мне известно, в нашей семье не было маньяков и серийных убийц. По крайней мере, тех, о которых позволила бы говорить вслух Джулия! Внешние приличия так много значат для моей дорогой мачехи!.. Впрочем, она не всегда была такой щепетильной, — поправился Томас, и глаза его снова стали холодными и злыми.
— Мачеха… — Значит, Джулия — его мачеха!
Наконец–то его прошлые высказывания обрели полную ясность. И мне придется пересмотреть кое–какие свои представления об этом семействе, решила Мэри. Итак, Томас и Генри — сводные братья. Вот чем объясняется разительный контраст их внешности и характеров. Это объясняет также и отсутствие искренней привязанности между Томасом и Джулией. Хотя Томас был совсем маленьким, когда его отец женился во второй раз…
Томас с интересом наблюдал за ней.
— С арифметикой у вас все в порядке. Мне едва исполнилось два года, когда умерла моя мать. И Джулия, в то время секретарша отца, подставила ему плечо, чтобы помочь перенести утрату. Она так в этом преуспела, что Генри родился ровно через шесть месяцев после их сыгранной впопыхах свадьбы! — В его словах звучало презрение. — Я осуждаю не их мораль, Мэри, — объяснил он, заметив, что девушка нахмурилась, — а лишь то, с какой поспешностью был снят траур по моей матери.
Мэри хмурилась не потому, что он выносил приговор нравственности своего отца и Джулии. В наши дни, когда столько детей рождаются у людей, чьи отношения не узаконены на клочке бумаги, это не имеет никакого значения. Просто она не считала поспешность, с которой его отец вторично женился после смерти первой супруги, достойной осуждения.
