Не знаю, как я пережил этот день.
От голода очень хотелось пить, и я несколько раз ходил за водой к бочажку с той банкой, в которой принес угли. Я ухитрился даже вскипятить воду в банке и напился горячего, а потом сварил несколько саранок. Но вареные они оказались еще хуже, чем сырые. Хотя бы немного масла и соли…
К вечеру дождь усилился да еще начался ветер. Он тяжело налетал на дерево и палатку, забивал внутрь струи воды. Чтобы не залило костер, я перетащил огонь внутрь жилья, а ветками для топлива загородил вход. Стало тепло, но дымно. Глаза разъедали слезы.
Дождь барабанил по парусине так, будто палатку снаружи забрасывали камнями. Я провел ладонью по скату покрышки. Он был влажным, но не протекал.
Подбросил несколько веточек в костер и задумался.
Очень недурно жилось колонистам на острове Линкольна у Жюля Верна! У них имелся невидимый покровитель — капитан Немо, — который всегда выручал в самые трудные минуты. И инженера спас, и ящик подбросил с оружием, инструментами и даже фотоаппаратом, и пиратов перебил, и хину подложил Герберту, когда тот умирал от малярии. Вот попали бы они на мой остров с одним только перочинным ножом в кармане да пластмассовой расческой, из которой ничего путного не сделаешь, — интересно: чем бы все кончилось?
У них на острове жили разные птицы и звери, а я за три дня видел здесь только трех больших серых чаек. Все эти дни я жевал только саранки и ослабел так, что все время шумит в голове, клонит в сон и двигаться совершенно не хочется. А двигаться надо, иначе отдашь концы. Если бы я не двигался, а сидел как пень на одном месте, не нашел бы парусину, эту саранковую поляну, не добыл бы огонь да палатку бы не построил…
Я проснулся среди ночи оттого, что ветер как сумасшедший рвал палатку с колышков. Костер давно погас, только несколько угольков тлело у входа. Дождь лупил такой, что казалось, началось наводнение. Один бок у меня отсырел, и я весь дрожал, как кусок студня.
Я подполз к углям, подтолкнул на них полусухие обгорелые ветки и начал раздувать огонь. Ветви шипели, угли стали меркнуть, их оставалось совсем мало — три-четыре красные точки во тьме. Я бросился в низкий конец палатки, вынул из полиэтиленового свертка, где хранились палочки и лучок для добывания огня, сухую дощечку — неприкосновенный запас на всякий случай — и начал щепать ее ножом.
Скоро костер снова горел, а в палатке стало не продохнуть, но тепло. Я наломал веток из своего запаса и понемногу подбрасывал их в огонь.
