— Если бы мы работали в ЦРУ, у нас сейчас была бы собственная машина и водитель, — произнес он по-английски с идеальным американским произношением. — И рация.
— Может, ты неверно выбрал, на чьей стороне воевать?
Соломон не ответил, словно соглашаясь.
— Ищи во всем плюсы. — Дима постучал себя по груди. — По крайней мере, сможем оставить себе футболки с американскими картинками. И брюки. — Он хлопнул Соломона по ноге.
— Да, куплено на базаре, изготовлено на древней швейной машинке каким-то мальчишкой, которому следовало бы в это время учиться в школе. Они выглядят такими же американскими, как фалафель.[1]
— Халаджи не заметит. Он физик.
— Он бывал в Америке. А ты — нет.
Дима хмуро взглянул на своего товарища. Из-за нелегкого характера Соломона едва не вышвырнули с интенсивного курса подготовки. С самого начала было ясно: жди от него неприятностей. Он держался независимо, задавал инструкторам каверзные вопросы, всегда имел собственное мнение. Преподаватели жаловались Диме, Палеву, потом снова Диме, и ему оставалось винить только самого себя. Соломона он обнаружил на развороченных горных склонах над Кандагаром в последние дни короткой советской оккупации. Соломон был одним из многих юношей, устремившихся в Афганистан с целью победить Империю Зла. Дима, работавший под прикрытием, завербовал его, разглядев в этом мальчишке большой потенциал. Железные нервы, самодисциплина, поразительные способности к иностранным языкам и жестокость Соломона были ценными качествами. «ГРУ нуждается в нем, Россия в нем нуждается», — повторял Дима. «Хорошо, — сказали ему. — Два года обучения, а потом ты за него отвечаешь». Сегодня Соломон отправлялся на свое первое задание, и Диму одолевали сомнения.
Они вышли из такси в нескольких кварталах от отеля, прошли мимо него, отыскали автостоянку у разбомбленного дома. За несколько минут, проведенных на затянутой липким дымом улице, под палящим солнцем, Дима весь взмок. «Пежо» видно не было, но на противоположной стороне улицы он заметил небольшой бар. Словно повинуясь невидимой силе, Дима направился туда, бросил на стойку пятидолларовую банкноту и заказал двойную порцию водки.
— Ты что будешь пить?
Соломон маячил в дверях.
— Воду.
— У тебя вообще есть какие-нибудь недостатки?
Соломон кинул на него мрачный взгляд, словно говоря: «А что, похоже?» И Дима снова ощутил странное беспокойство.
Над баром на полке стоял маленький черно-белый телевизор. На экране мелькнуло лицо Горбачева, освобожденного из-под домашнего ареста, усмиренного, притихшего. Его великие надежды обернулись крахом. Советский Союз разваливался у него на глазах, революция, затеянная им, стремительно выходила из-под контроля. Чем это все закончится? Дима мог представить себе только одно: хаос. Это совершенно не походило на социалистический рай, который он обещал Соломону во время вербовки.
