Он лег на кровать рядом с нею, и она уткнулась лицом в его грудь, дыша в его шею коротким дыханием. Желанье так быстро и остро вернулось, что Краснопевцев, не успев остановить себя, уже оказался внутри ее тела. Его окатило горячей волною, и он растворился, поплыл, как плывет уставший от бега, от страха, от жара какой-нибудь странник, который хоть слышал, что где-то есть море, но моря не видел, – и вдруг посчастливилось, и, с наслажденьем припав к этой чистой и теплой воде, он весь обернулся сияющей влагой.
Потом она тихо спала на его руке, и хотя за эти два часа, которые они провели вместе, ни Краснопевцев, ни Анна не сказали друг другу и десяти слов, то, что произошло между ними, было таким естественным, как будто бы так они спали всегда: он – с краю, она – у стены, виском на его худощавом плече, и дерево с дрожью смотрело к ним в форточку. Заснуть до конца он, однако, боялся, хотя и усталость, налившая тело, клонила к глубокому долгому сну.
Минут через двадцать она открыла глаза и вопросительно посмотрела на него.
– Выходи за меня, – попросил он. – Давай прямо завтра распишемся.
– Но мы ведь не знаем друг друга.
– Достаточно знаем. Уж я-то тебя раскусил.
Она засмеялась и, приподнявшись на локте, свесив на его лицо свои густые и длинные волосы, близко-близко заглянула ему в глаза.
– Ты так смотришь, – прошептал он, – словно наизнанку выворачиваешь.
– Вы что-то скрываете, да?
Он вздрогнул всем телом.
– А что? Рассказать?
– Расскажите. – И вдруг она сильно и встревоженно провела рукой по его волосам.
Тепло, похожее на то, которое вырывается наружу, когда приоткрывают печную дверцу, чтобы подбросить дров, обожгло ему голову.
– Я переселенец. Ты знаешь, кто это?
Она неуверенно, мягко кивнула.
– Сослали нас, все отобрали, – понизив свой голос до шепота, объяснил он. – Всех сразу сослали. Семью: отца, мать и трех братьев. Два маленьких умерли. Мать умерла. А я убежал. Ну, не сразу, конечно. Отец с братом живы. А может, и нет. Не знаю. Там мало кто выжил...
– Откуда же все это? – спросила она, обводя глазами богатую спальню.
Он пристально посмотрел на нее в темноте.
– Я тебя замуж зову, поэтому скажу тебе то, чего никому не скажу никогда.
– Не нужно мне ничего говорить! – Она отодвинулась и испуганно всплеснула руками. – Зачем? Вы потом будете бояться, что я кому-нибудь расскажу...
– Не буду бояться. Я знаю уже, что не буду. – Обеими руками он обхватил ее лицо и почти коснулся ртом ее рта. – Все чего-то боятся. И я тоже очень боюсь. Но только других. Не тебя.
