— Противно тебе, вижу. Но ничего не поделаешь, принцесса, таковы маландру. Тут даже сам город — маландру. Этот город — мой учитель. Этот город — все мое образование.
Его прервал настойчивый звук мобильника. С деланой яростью он повернулся ко мне и сказал, прикрывая рукой телефон:
— Бразильские женщины та-акие ревнивые! — А потом спросил, не хочу ли я поехать с ним.
Я ответила, что из двух маландру не получится джентльмен. Колумбиец удивленно сдвинул брови и спросил:
— Так я не понял, это «да» или «нет»?
Мой курортный роман с самым прекрасным мужчиной в Лапе завершился эффектно и блистательно недели через три или четыре после нашего знакомства. Собственно, закончила его я — после последнего инцидента, когда обнаружилось, что его бывшая жена, во-первых, не бывшая, во-вторых, и не думала умирать, а в-третьих, даже не актриса, если на то пошло.
Дело было в Санта-Терезе, ярким солнечным утром, среди множества спелых сочных манго и такого же множества обещаний и надежд. Густаво позвонил наверх с цокольного этажа и сообщил мне, что у ворот спрашивают Уинстона. Я в пеньюаре, раскинув руки, лежала на кровати китайской принцессы, Уинстон сидел на балконе и курил сигарету, а внизу, у статуи обнаженной нимфы, блаженствовали в деревянных шезлонгах Густаво и Паулу.
После звонка Густаво Уинстон Черчилль выглянул с балкона и помахал кому-то.
Густаво со всех ног бросился вверх по лестнице, Уинстон вразвалочку вышел с балкона — они чуть не столкнулись перед моим носом.
— Уинстон! — закричал Густаво. — Там внизу какая-то особа, она утверждает, что она твоя жена!
У меня от возмущения отвалилась челюсть.
— Бывшая жена! — поправила я и вопросительно посмотрела на Уинстона.
Уинстон, сцепив пальцы, возвел глаза к потолку.
— О, ради всего святого, Уинстон, прекрати сходить с ума! — рявкнул Густаво с несвойственным ему раздражением. — Кармен моя племянница. Я за нее отвечаю.
Но Уинстон не мог прекратить сходить с ума. Он был безумен от рождения.
— Она не твоя племянница. Она туристка, — заявил он тоном обвинителя, как будто их преступления были в некотором роде равны, хотя и добавил в свое оправдание: — А там моя бывшая жена.
Густаво вцепился пальцами в ухо Уинстона Черчилля, крича во весь голос:
— Ах ты, негодяй, чертов маландру! Ладно, кем бы, проклятие, она ни была, она стоит там сейчас у ворот, и ты спустишься к ней сейчас же! Но я не потерплю здесь никаких сцен. Мне дорога репутация, — добавил он предостерегающе.
