На память о прошлом у Пузыревых остался лишь портрет отца в узенькой сосновой рамке. Ванята — вылитый отец. У отца такой же крутой лоб, поставленные чуть-чуть вкось глаза, а на щеках и возле переносицы разбросанные как попало пятнышки — наверно, веснушки...
Мать все спит и спит. Тихо вздрагивают тонкие, наполненные розовинкой губы. От ресниц падает на щеку синяя задумчивая тень.
Ваняте вдруг захотелось сделать для матери что-то большое и значительное. Такое, чтобы она улыбнулась и сказала:
«Ну и обрадовал же ты меня, сына!»
Он помечтал еще немного, потом встал со скамьи и поправил материну подушку. Мать быстро открыла глаза и улыбнулась Ваняте. Будто она вовсе и не спала, все видела и знает.
— Ты что, сына?
Ванята смутился, сделал вид, что подошел он совсем случайно и вообще смотрит на станцию, которая в самом деле показалась за высоким входным светофором.
— Станция вон, — сказал Ванята. — Может, купить чего?..
Мать опустила ноги, достала из-под рукава платочек с деньгами, потянула зубами узелок и подала Ваняте бумажный рубль.
— Бери, — сказала она и улыбнулась краешком губ, возле которых недавно, но, видимо, уже навсегда прорезался острый горький ручеек. — Конфет купи или мороженого. Чего хошь.
Ванята принял рубль, настороженно посмотрел на него и возвратил матери.
— Ты чего, Ванята?
— Так просто... спрячь, — охрипшим глухим голосом сказал Ванята. — Не надо...
Мать спрятала деньги и вдруг потянулась вся к Ваняте, прижала к себе крепкой, огрубевшей в работе рукой.
— Ты, Ванята, не сердись... Когда вырастешь, я тебе сама все обскажу. Ты из меня, сына, не мотай жилы...
Они посидели рядышком несколько минут, потом, смущенные и растроганные тем, что произошло, начали собирать вещи, стягивать веревками чемоданы. Долгий, загадочный для Ваняты путь подходил к концу.
Ехали они не в город или райцентр, как мечтал Ванята, а в какое-то село с тихим загадочным названием «Козюркино». Там жила вдовая двоюродная сестра матери Василиса. Она о приезде знает, ждет не дождется Ваняту. Мать будет работать на ферме, и все у них пойдет, как раньше. Не надо только распускать нюни. А тайна пускай остается тайной. У каждого есть какой-то секрет. У Ваняты, если подумать, тоже тайн до самой макушки.
Вскоре в их купе вошел заспанный, помятый проводник. Кашлянул, смущенно прикрыл рот ладонью, а затем громко прокричал:
— Граждане пассажиры, — Козюркино! Прошу приготовиться...
Они сошли с поезда, поставили на землю чемоданы.
