– А почему созерцание?..
– А потому что молитва без созерцания Бога мертва, холодна и
бесплодна. Это как шепот в темноту, никому и никуда. А когда человек созерцает
Бога, его молитва превращается в живое общение твари с Творцом, сына с Отцом.
Понимаешь? Это придет потом, обязательно придет к тебе с живым опытом. Поверь,
брат мой, это созерцательное общение с Богом Любви ненасытно и удивительно
прекрасно! Ты веришь мне?
– Да, Игорь, верю. И очень хочу этому научиться. Ты не
представляешь, как мне надоела моя нынешняя жизнь! Она бессмысленна, как у скота,
которого откармливают, чтобы отправить на бойню.
– А это означает только одно, – сказал он полушепотом, – ты,
брат, уже избран, внесен в список гостей и приглашен на пир. Тебе надо лишь
помыться, одеться во все чистое, прийти и сесть за праздничный стол. И
созерцать!..
На следующий день Игорь приготовил меня к первой исповеди. Я
перебрал жизнь от самого детства до последнего часа по дням и написал на листочке
бумаги огромное количество грехов. Довольно часто переспрашивал: неужели и это
грех, неужели и это нельзя? Какая чистота требуется от нас, сейчас и навсегда! Пока
я этим занимался, то страх, то отчаяние, то брезгливость к самому себе
накатывали на меня мутной тягучей волной. Чем дальше, тем больше я ощущал себя
грязным, смердящим дикарём, не знающим ни мыла, ни горячей воды. Меня сильно
тянуло в церковь, к священнику, чтобы всю эту грязь из души выскрести и отмыть до
полной чистоты. Наконец, мы с Игорем вышли из дому и дошли до церкви, я встал в
очередь исповедников и погрузился в предчувствие близости чего-то очень
хорошего и светлого.
Передо мной стояла молодая семейная парочка. Они склонили
головы и напоминали нашкодивших детей, пришедших к суровому отцу для получения
подзатыльников. Когда подошел мой черед, я со стыдом и страхом, на негнущихся
ногах, подошел к аналою. Несколько секунд, показавшиеся мне часами, я молчал,
проглатывая спазм в горле и преодолевая острое желание развернуться и сбежать,
потом, наконец, набрался смелости, чужим голосом прочел список своих
преступлений и сжался от приступа страха. Священник успокоил меня, полушепотом
задал несколько вопросов и… назначил мне епитимию: поклоны и чтение покаянного
канона в течение ближайшей недели. «Приготовься к причастию, в следующую
субботу вечером еще раз исповедуешься, а в воскресенье я тебя причащу», –
сказал он.
Вышел я из храма в таком состоянии, как застарелый грязнуля впервые
из бани. Только еще лучше. Меня словно облил яркий весенний свет. На улице
смеркалось, нас с Игорем окружала толпа прохожих. Я смотрел на мужчин, женщин,
детей, стариков, птиц и собак – мне они казались родными и близкими. Ни тоски,
ни печали, ни страха, ни раздражения! Только любовь, только желание всех обнимать
и прощать, а еще непременно каждому рассказать, как мне хорошо и легко! Любовь –
незнакомая до сих пор, светлая и мощная, как луч света из прожектора, тихая и
трепетная, как огонек свечи, как улыбка ребёнка или бабушки, восторженная, как
птичье щебетанье – затопила меня с головы до пят…
