— Вы думаете, он сошел с ума?
— Конечно, нет. Это он так себя наказывает. Ролан вбил себе в голову, что все произошло по его вине… Да, так на чем я остановился?
— На том, что вы не хотели сопровождать Ролана в Бюжей.
— Да, — но он нас так упрашивал, что в конце концов мы согласились…»
Франсуа потянулся, сосчитал исписанные страницы и пробормотал:
— Ну надо же! Прямо Бальзак, честное слово! Он потер глаза, посмотрел на часы и снова взялся за ручку.
«Может, тебе все это вовсе не интересно? Какое, спрашивается, тебе дело до семейства Шальмонов? Но меня эта история совсем захватила, я просто одержим ею и не хочу упустить ни малейшей подробности. И я волнуюсь, старик, как никогда раньше. Не знаю даже, как тебе это объяснить. Сейчас ты узнаешь эту историю из уст кузена Дюрбана так, как услышал ее я.
Так вот, втроем они прибыли в Бюжей, ужасно злые, потому что вымокли по дороге под проливным дождем, а кроме того, их машина дважды застревала. Дальше дело было так:
— Здравствуй, папа.
— Здравствуй, дедушка.
— Здравствуй, дядя.
Они пожали друг другу руки, но целоваться не стали: уже вышли из этого возраста.
Обед был приготовлен в кухне. В ту пору у старика были только старая служанка Ивонн и садовник Альфонс, который все делал по дому. Ну и Симон, разумеется; Симон — это особый случай. Он никогда в жизни не покидал Бюжей; здесь он родился, вырос и стал как бы частью замка. После убийства хозяина Ивонн и Альфонс покинули дом, а Симон остался. Он каждый день украшает цветами могилу своего хозяина. Кстати, оказывается, старый Шальмон похоронен здесь же, в глубине парка.
Дюрбан перестал дымит сигарой и несколько мгновений сидел с закрытыми глазами. Знаешь, старик, я, как и ты, не люблю, когда рассказчик вдруг останавливается на самом интересном месте, но я не решился напомнить ему о себе. Говоря со мной, он как будто беседовал сам с собой.
Через некоторое время он открыл глаза и заговорил снова:
— У меня до сих пор стоит перед глазами эта картина. Мы сидели вокруг стола; обед проходил в почти полном молчании, что, однако, не мешало нам с Роланом и Раулем время от времени обмениваться то ироничными, то удрученными взглядами. Похоже было, что мой старый дядя, исхудавший за последнее время еще больше, чем-то явно озабочен. Он едва притронулся к морковному пюре, которое было приготовлено специально для него, и мы даже забеспокоились, не болен ли он. Незадолго до десерта он сказал, обращаясь ко всем, а не только к сыну: «Если не начать действовать, Бюжей погибнет. Но я уже слишком стар». После этого он выпил несколько глотков вина, свирепо оглядел нас и встал. Ролан тоже поднялся, однако отец его остановил: «Пока я еще способен ходить самостоятельно. Зайди ко мне в комнату, когда закончите есть. И проверьте, хорошо ли заперты двери». Держась за перила, он тяжело поднялся по лестнице; Ролан и я следовали за ним в некотором отдалении, чтобы подхватить его, если он упадет. Его комната находилась на втором этаже слева. Кстати, она видна отсюда. Видите вон те окна, обвитые плющом?
