В степных районах с мощными, спеченными солнцем черноземами и плотной дерниной, соха для пахоты не годилась. Здесь на дворах были другие орудия: сабаны, буккеры, деревянные плуги, хотя в черноземье кое-где использовались и древнейшие многозубые рала, вытесанные из древесного ствола вместе с корневищем; они только раздвигали землю, и их применяли уже после вспашки каким-либо другим орудием. В плуг, имевший один, но очень широкий лемех, резак для врезания пласта, дощатый отвал и деревянный полоз, впрягались в дышло две лошади или быки. В степном Поволжье использовался двухлемешный или однолемешный сабан, часто с колесным передком. Наиболее совершенный железный буккер или скоропашка – явление новое, самого конца ХК в., пришедшее с Запада. Общим для всех этих орудий было то, что дышло круто выгибалось, чтобы изменить точку приложения тяги и увеличить тяговое усилие животных.
На степных просторах росла густая пшеница, и уборка здесь серпом была затруднительна. Конечно, и здесь жали серпами, но преимущественно хлеб косили косой-стойкой с приделанными к косевью грабками с несколькими редкими и длинными зубьями. Сыроватый хлеб косили в отвал, пересохший – в привал, чтобы он не падал на землю и не терял зерно. Это была мужская работа, довольно тяжелая, не то, что сенокос на лугу, и в степные районы, освоенные преимущественно в пореформенный период, собирались со всей России тысячи профессиональных косарей.
Говоря о великорусском дворе, никак нельзя обойти его непременного обитателя – дворового, как нельзя было в рассказе об избе не сказать о домовом. Некоторые неосновательно считали, что дворовой – это тот же домовой, который распространяет свою власть и на двор. Можно с уверенностью опровергнуть это несправедливое мнение. Если бы дворовой и домовой были одной и той же нежитью, тогда новорожденные ягнята и козлята, взятые в избу в закут, были бы убиты и там: ведь домовой любил посидеть и в теплом темном запечье. Между тем, этих беззащитных животных как раз туда и забирали, чтобы уберечь от козней дворового. Следовательно, вполне очевидно, что дворовой и домовой – это совершенно разные обитатели крестьянского подворья. В дополнение можно привести и тот довод, что с излишне разошедшимся дворовым иногда поступали весьма круто: вплетя в кнут нитку, выдернутую из савана покойника и запечатав ее воском от церковной свечи, хлестали в хлеву, где обитал дворовой, по всем темным углам, особенно под яслями, добиваясь от него приличного поведения, тогда как с домовым никто никогда не позволил бы себе такого неуважительного поступка.
