по большей части не очень хорошо разбирались в портновском искусстве, так что я не был удивлен тем, что никто не заметил моих оттопыривающихся карманов.
— Что случилось? — спросил я Абалена, как только мы оказались снаружи и зашагали по полимерным плиткам мостовой. Он повернул на север — очевидно, направляясь к фешенебельным северо-восточным arrondissements, где пока что господствовали бланки.
— Один друг намекнул, что мне собираются предъявить обвинение перед Центральным Комитетом, — ответил он. — Разумеется, в таких случаях об оправдании не может быть и речи.
— Разумеется, — сказал я.
— Впрочем, человек на таком положении, как мое, неизбежно должен возбуждать зависть у многих. Так что, оправдают меня или нет, я вполне уверен, что если я позволю себе быть вызванным, дело вряд ли кончится для меня добром. Поэтому я с сожалением должен оставить свою службу революции и Коммуне. Им не повезло.
— А зачем вам я? — я на всякий случай засунул руки в карманы, чтобы у Абалена не возникло излишнего любопытства относительно их формы.
— Но мне казалось, что вам не терпится вернуться домой. — Абален изобразил углом рта легкую сочувственную moue[41], и я едва удержался от того, чтобы не ударить его ногой в пах. — Ну и кроме того, разумеется, monsieur Розен, вы — мой пропуск через заставы.
— Разумеется.
Абален, как обычно, летел на гребне волны, опережая весть о предъявленном ему обвинении. Его небрежного взмаха было достаточно, чтобы нас пропускали сквозь всевозможные КПП и заставы, попадавшиеся на нашем пути через коммунарскую зону — здесь никому еще не сообщили, что теперь он является врагом революции. Я начинал жалеть, что не распространял свою дезинформацию несколько более широко.
— Вы не хотите рассказать мне, что вы собираетесь делать? — спросил я у него, когда мы миновали еще одну группу значительно-немногословных frères. — А то я чувствую себя как человек, которому предлагают вкладывать деньги, не дав даже посмотреть на проспекты.
— Капиталистический юмор. Смешно, — отозвался он. — В общем-то все довольно просто. Мы направляемся к заставе на относительно стабильной части фронта. Я говорю с патрулями с нашей стороны, то есть со стороны Коммуны. Мы с вами направляемся на небольшую рекогносцировку. Как только мы проходим нашу заставу, мы ныряем прочь из виду, приближаемся к передовой линии бланков с другого направления, и здесь уже вы обеспечиваете мне проход в бланкский сектор. Просто, не так ли?
