— Ее подкосило то, что у нее была двойня, — Кейт высасывает остатки рома. Кусочки льда звякают, ударяясь друг о друга. — Если бы ребенок был только один, она бы, скорее всего, справилась.
— Э-э, ну да, разумеется, — говорит Стивен, указывая на малыша Малькольма. — Но представь себе, если бы у тебя родился ребенок…
— Небеса — это навсегда, Стивен, — говорит Кейт, набивая рот льдом. — Да и Ад не на меньший срок. — Она жует; ее моляры с хрустом перемалывают ледышки. С ее губ стекают капельки подкрашенной ромом воды. — Лучше поторопись в церковь.
— До новых встреч, друзья! — говорит Ксаллибос сквозь нарастающее крещендо музыкальной темы. На его колене сидит трехлетний корейский мальчик; архиепископ подкидывает его, изображая лошадку. — И пусть эти малыши приходят!
По пути ко входной двери Стивен проходит через тесную и вонючую гостиную, исполняющую роль детской. Здесь все тихо, все в порядке. Все четырнадцать малышей — по одному на каждый год, прошедший после первой менструации Кейт — спят крепким сном. Девятилетний Роджер очень похоже, что от него, продукт совпадения циклов Стивена и Кейт: у мальчика стивеновы белокурые вьющиеся волосы и приковывающие внимание зеленые глаза. Как это ему ни трудно, Стивен старается не обращаться с Роджером как-то по-особенному — никаких прогулок наедине к лягушачьему пруду, никаких дополнительных сладостей к Рождеству. Хороший отчим не позволяет себе обнародовать свои пристрастия.
Стивен натягивает залатанные галоши, перчатки с оторванными пальцами и драную куртку. Не спеша выйдя из дома, он присоединяется к кучке угрюмых пешеходов, плетущихся вдоль Уинтроп-стрит. Туман сгущается, непрерывно моросит мелкий дождь — отзвуки Потопа. Толкаемые беременными женщинами дюжины потрепанных детских колясок с черным верхом уныло скрипят по асфальту. Тротуары принадлежат девушкам; они идут стайка за стайкой, щебеча и шлепая по лужам, выставляя напоказ свои вздутые животы, словно олимпийские медали.
Перед дверьми Церкви Непосредственного Зачатия, изъеденная двумя десятилетиями ветра и мороси, стоит гипсовая Мадонна. На ее лице неопределенное выражение — где-то посередине между улыбкой и ухмылкой. Стивен взбирается по ступеням, входит в притвор, снимает перчатки и, окунув кончики пальцев в ближайшую чашу, осеняет воздух крестным знамением.
Каждый город, объясняет Стивен своим ученикам в средней школе кардинала Догерти, имеет свою индивидуальность. Экстравертный Рио, пессимистическая Прага, параноидальный Нью-Йорк. А Бостонский остров? Какого рода психикой обладает Пуп
