Он был в лесу, куда он боялся ночью ходить, но сейчас этот страх пропал. Ему казалось лучше забиться в самую глубь елок, чем быть брошенным в огонь. Лес Тараска знал хорошо, и, хотя в середине его было темно, он все-таки знал, куда он идет. Вот островок… Тараска пригнулся и полез в самую середину чащаря, присел на игольник и стал прислушиваться.
У пожара шумели еще больше; видимо, сбежалась вся деревня, но огня уже отсюда не было видно. Это немного успокоило Тараску. "Не найдут!" -- подумал мальчик. Но сейчас же он опять с грустью подумал: "А все-таки этого не спустят -- приметили, чай, кто, а то Кирюшка сознается".
И опять его сердечко заныло, к глазам подступили слезы, и у него снова вырвались покаянные слова:
– - Зачем это мы только сделали?
Тараска стал обдумывать, как ему отбояриться от угрожающей расправы, но ему ничего не приходило в голову. Оттого, что он боялся, в голове у него путалось, и это более угнетало его. Он не выдержал, склонился головой к земле, как подбитый колос, весь съежился и заплакал.
Он плакал тихо, беззвучно, но слезы обильно катились из его глаз. Чем больше плакал он, тем больше съеживался. Наконец он совсем приник к сухому игольнику и заснул…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Он проснулся быстро, точно его взбрызнули холодной водой, сразу вскочил на ноги и почувствовал, как он весь трясется от озноба. Холод пронизывал его до костей, и зубы у него стучали. Сразу он не мог вспомнить, почему он здесь; но понемногу вспомнил и опять почувствовал такую тоску, что ему захотелось реветь.
Озноб давал себя знать, и Тараска, не раздумывая больше, полез вон из чащаря. Он решил, что что бы ни было, а нужно идти домой. Когда он вышел на опушку леса, то везде стояла глубокая тишина. Пожар, должно быть, давно кончился, и только запах горелого сена напомнил, что пожар был. Спал спокойно лесок, спала деревня и вся окрестность, и только наверху, на небе, кипела далекая жизнь. Звезды разгорелись, как уголья, и рдели, стараясь перещеголять одна другую в блеске. Фигур из звезд было бесчисленное множество, и были такие, каких Тараска не видал никогда. Ему стало жутко, как будто бы он один вошел в разубранную церковь, и что-то небывалое проснулось в его груди. Он, стараясь тише ступать по луговине, выбрался на дорогу и чуть не бегом побежал в деревню.
Тараска постучал в окно вдовиной избы, но ему не отвечали. Он еще раз стукнул. Тогда в избе зашевелились, что-то мелькнуло в окне, послышался ворчливый бабий голос; потом заскрипели половицы в сенях и загремел запор, и сонный голос хозяйки спросил:
