– - Будет тебе, ты пойди-ка, расскажи мне, как твое дело-то?
– - Дело… Что ж мое дело?.. Мое дело в шляпе, -- пробормотал Ершов, невольно шагая за Золотовым.
– - В какой шляпе-то, черной или белой, а то, может, в такой, в каких деревенская попадья наседок сажает?
Агаша очень не любила пьяных и всегда при виде их возмущалась до глубины души… Возмутил ее и Ершов, и когда Золотов, уведя его в его угол, вернулся, она с раздражением проговорила:
– - Что это за люди! Нужно бы плакать, а он веселится. Сам об себе подумать не хочет.
– - Никто об себе много не думает, -- наставительно проговорил Золотов. -- Если бы люди больше о своих делах задумывались, очень просто, тогда у тебя и Шурки не было бы.
Агаша вспыхнула, глубоко вздохнула, откусывая нитку, проговорила:
– - Шурка зародилась не по моему желанию, а ради удовольствия другого человека.
– - Ну, не он один в этом деле виноват, -- уверенно проговорил Золотов.
– - Что ж, я, по-вашему, виновата? -- опять обидевшись, спросила Агаша.
– - А то что ж? Кто ее родил-то? Один ловчага раз на суде сказал: "Я падеж предложный, а она дательный, чем же я винительный, когда тот падеж вышел родительный?.." И оправдали его.
– - Оправдывается не тот, кто прав, а кто умеет что в оправданье сказать, -- уже спокойно сказала Агаша.
– - Коли нечего, то и не скажешь, а у этого было что. Значит, ты одна и виновата. Ты должна вперед знать, что игра не доводит до добра.
– - Где мне было знать!
– - Знала. Да больно любопытство, чай, брало, ведь ваша сестра любопытством-то себя губит да других в погибель ведет.
Молодцову чрезвычайно неприятным показался весь тон в этом разговоре Золотова; он поднялся с постели и с раздражением проговорил:
– - Как это вы, Иван Егорыч, любите всех судить. Всех расценить, а если вас ценить, как вам это покажется?
– - Цени, пожалуй, на здоровье, -- невозмутимым тоном проговорил Золотов. -- На чужой роток не накинешь платок.
– - Нет, вы тогда другое запоете… Судить-то легко, только судить-то надо, чтобы было справедливо. А то попался человек впросак, он и виноват. Задавила тебя коляска, значит, не попадайся. Оно, конечно, и мне нужно держать ухо востро, а тем-то разве дозволено вожжи распускать?
– - Мне что за дело до них? -- тем же тоном проговорил Золотев. -- Мое дело -- веди свою линию, а те как хотят.
– - Ну, нет-с, а я с этим не согласен, -- горячо возразил Молодцов. -- Если от меня кто что-нибудь требует, то и я к нему требования предъявлю. И если мы их оба не исполним, оба и виноваты будем. А то это одному всегда придется густо, а другому -- пусто. Нешто это справедливо?
