Молодцов был молодой парень с густыми темно-русыми кудрями, светлыми усиками и говорящими о постоянной задумчивости темно-голубыми глазами. Принадлежал он к разряду тех молодых рабочих, для которых цель жизни была не в одном заработке. Он любил думать, размышлять, в свободное время много читал и за последние два года даже сам стал писать. Он пописывал стихи, выражая в них свои мысли и чувства, и его стихи были довольно гладки и содержательны. Писал он для своего удовольствия, почти никому не показывая из товарищей и ни с кем не советуясь о качестве своих стихов больше потому, что ему не с кем было посоветоваться. И только недавно, когда в Москве народился новый журнал "Друг народа", Молодцов, чувствуя к этому журналу необыкновенную симпатию, переписал свои лучшие, по его мнению, стихи в особую тетрадку и вчера понес их в редакцию.
В редакции его принял сам редактор, видный писатель Челбашев, и обошелся с ним необыкновенно сердечно. Он внимательно расспросил Молодцова, кто он такой, расхвалил его стремления и в самом непродолжительном времени обещал рассмотреть его стихи и, если они покажутся ему годными, непременно напечатать их. Такое отношение очень взволновало Молодцова. Вернувшись из редакции, он весь вечер был в каком-то угаре, плохо спал ночь и сейчас, лежа от нечего делать на кровати, думал, какой он счастливый человек. Мысль, что он сам будет писателем, -- которые в его глазах были всегда существами высшего порядка, -- невыразимо его радовала. Писатели, по его мнению, принадлежали к кругу людей, делающих из всех человеческих обязанностей высшую, пробуждающую души людей работу. Ведь эти люди не те грубые, корыстные, ограниченные, с которыми он сталкивался до сих пор, а образованные и не кажущиеся только ими, а настоящие. А настоящие образованные люди для Молодцова были те праведники, на которых держится мир. Он чувствовал к ним невыразимую слабость и всегда тянулся, как цветущий подсолнух тянется к солнечным лучам. Он верил, что если бы таких образованных со всеми представляемыми им свойствами благородства было больше на свете, то не было бы в мире ни той темноты, ни того зла, которые теперь гнетут мир. Они способны осветить все углы и этим светом оживить и правду и справедливость, так запуганную и загнанную людьми.
II
Золотов поднялся с места и поглядел в сторону Молодцова. Это был худощавый человек, среднего роста, с темно-русой бородой и серьезным выражением грубоватого мужицкого лица. Ему можно было дать лет пятьдесят. По рождению он был крестьянин, но давно жил в Москве и работал в последнее время, больше десяти лет уже, в переплетной при типографии товарищества Ныркова. Он был трезвый и хороший работник, что в нем ценилось в мастерской. Жилец он был скромный, отличительной чертой его характера была какая-то нервность. Иногда он разговаривался и целые недели говорил со всеми умно, дельно, высказывая редкие для рабочего познания во всех отраслях, а то на него находил такой стих, что он целыми неделями не обменивался ни с кем ни одним словом, на всех косился чуть не с презрением, и если говорил, то говорил грубости. Молодцов и сам не знал, как он к нему относится, -- не то он его боялся, не то уважал.
