Он видел, что Сидора, помимо своей красоты, превосходит его жену и характером. Иринья поистрепалась во всем, а в этой еще всего непочатый угол; и ему стало грустно. Он глубоко вздохнул, бросил рубить, лег на траву и, закинув руки за голову, долго лежал не ворохнувшись.
Он долго лежал. Воображение его совсем расстроилось, и в голову полезло такое несуразное, что ему стало стыдно и досадно. Он очувствовался, быстро вскочил на ноги, взял топор опять в руки и, поплевав в ладони, принимаясь снова рубить, проговорил:
– - Тьфу, паскудница, на что только навела; что никогда не думал -- подумаешь…
К обеду Влас вырубил половину полосы. Он устал и проголодался. Солнце поднялось высоко и жарило во всю мочь; кругом звенели комары, жужжали слепни и надоедали своей неотвязной прилипчивостью. Влас решил идти домой; возникшие было в нем чувства усилились, и он подумал:
"Куда нам об этом… Скора будешь еле ноги таскать, и года, и все… Нечего зря и голову забивать". Но когда он пообедал и лег в полог отдохнуть, его опять охватили те мысли, что давеча зародились у него в первый раз, и он уже не мог сдержать их.
Управившись после обеда, пришла Иринья, но Влас тотчас же отвернулся от нее и зажмурил глаза.
– - Что отвертываешься, аль не любо? -- грубо проговорила баба.
– - Я спать хочу! -- притворно-сонным голосом проговорил Влас.
– - Ишь ты, какой до сна-то стал!..
Иринья ясно видела, что Влас с каждым днем глядел на Сидору внимательней. Он любовался ею за работой, за обедом, и когда он останавливал на ней глаза, во взгляде его зажигался огонь страсти.
Чем дальше, тем огонь становился заметней. Иринью же жгло другим огнем, и она страшно мучилась. Сидора делала свое дело и не обращала внимания, что происходит кругом. Влас иногда закидывал ей какую-нибудь шутку, и Сидора беззаботно смеялась на нее. Она иногда пела песни и пела для себя, но Влас при звуке ее голоса делался сам не свой, и огонек, временами зажигавшийся в его глазах, разгорался все больше и больше. В первый праздник после навозницы Сидора ходила домой. Она воротилась оттуда очень веселая, оживленная. Влас, глядя на нее, сам сделался веселее и стал ждать, не заговорит ли она.
Сидора расправилась с дороги и, обращаясь к Власу, проговорила:
– - Ну, хозяин, я хочу у тебя деньжонок попросить…
– - На что это тебе? -- улыбаясь, сказал Влас.
– - Мужу послать: прислал письмо, пишет, что, если лагери нонче пройдут благополучно, осенью в побывку придет.
