Почти на всех фотографиях, сделанных во время художественных сессий, присутствует Дэвид Нивен, который вполне серьезно носил рабочий халат. Он был хорош. Один раз приехал Марк Шагал. Папа — он рассказывал эту историю с соответствующим смирением — показал ему одну из своих картин. Шагал заметил: «Pauvre peinture!» (Плохие краски!) Кен и Кити Гэлбрайт, греческие корабельные магнаты, разные Романовы, Чарли Чаплин, Набоков, Джеймс Клавель, Герман Граф, датская королева, греческий король Константин, испанские министры, английские важные персоны, оксфордская профессура, швейцарские торговцы произведениями искусства, пассажиры целого автобуса — все они приезжали к папе с мамой, чтобы их накормили, напоили и повеселили. (И еще дали порисовать.) Именно там в большей степени, чем в Нью-Йорке или Стэмфорде, я ощущал их соединенную вместе энергию. Людям нравилось быть рядом с ними. Они были смешными американцами: невозмутимый интеллектуал писал шпионские романы под боком у своей прекрасной, остроумной, невероятно очаровательной жены. Они умели — как бы это выразить? — показать класс.
Однажды вечером, перед самым обедом, огонь разрушил трубу и мгновенно завладел шато. Пожарники приехали поздно, они были пьяные и ничего не смогли сделать. Мама потеряла все, включая драгоценности своей недавно умершей матери. Папа организовал нечто вроде (насосной) бригады, чтобы спасти свою книгу и библиотеку в кабинете. Дэвид и Джордис Нивен, ехавшие на обед из города, где они жили, заметили оранжевое пламя и не поверили своим глазам. Что бы это значило? Еще один гость, художник Рэймонд де Боттон, ехал с другой стороны и тоже заметил пламя над Ружмоном. У меня все еще хранится картина, которую он написал тогда. Она называется «Замок в огне». Никто не пострадал, только мама впала в глубокую депрессию. Джерри Зипкин, который в это время находился в Париже, приехал к маме и привез ей совершенно новый гардероб, он приехал на поезде из Монтре со тьмой-тьмущей магазинных пакетов.
Еще одной швейцарской жертвой, принесенной моими родителями Швейцарии, стало то, что в 1965 году мама серьезно сломала ногу, катаясь на лыжах. Кость рассыпалась на дюжину кусочков. Железка, которую вставили хирурги, была длиной в фут, и из нее торчала дюжина отростков. Рентгеновский снимок, который я перевел через Dumpster, похоже, и сегодня изучают в медицинских школах. Два года мама ходила на костылях. Хирург, делавший ей операцию, стал другом семьи. Он был страстным альпинистом. Спустя много лет он упал, поднимаясь на гору, и замерз до смерти в одиночестве.
