— Спасибо, — говорю я уже на ходу. И, еще не дойдя до кабинета, слышу голос Сони.
— Он не хотел, — повторяет она, пока молодой хирург уговаривает ее сидеть спокойно. — Не хотел. И будет очень переживать. Он такой…
Уж лучше бы помолчала!
Мэгги сидит в одиночестве у кабинета. Она уже не плачет, только раскачивается взад-вперед на стуле и, всякий раз, когда мать начинает защищать Говарда Дэвиса, трясет головой.
— Мэгги, сейчас кое-что произойдет. Я хочу объяснить тебе, чего ожидать.
Она перестает раскачиваться и смотрит на меня:
— Вы это о чем?
— Сейчас нужно будет предпринять некоторые шаги. У больницы имеются обязательства перед законом. Таково правило.
— Какие обязательства? — шепчет она испуганно.
— Например, нужно вызвать полицию.
— Нет! — Мэгги вскакивает. — Никаких копов!
Я усаживаюсь на пластиковый оранжевый стул и приказываю себе запастись терпением.
— Мэгги, ты тут ничего не решаешь. Больница обязана известить полицию. Таков закон.
Мэгги плюхается на стул и снова начинает плакать.
— Мэгги, бояться тут нечего. Ты не сделала ничего плохого. И твоя мама тоже. Неприятности будут только у Говарда Дэвиса.
Она недоверчиво косится на меня и снова вскакивает.
— Вы что, ничего не понимаете? — Голос ее звенит от отчаяния. — Я думала, вы нам поможете, а вы вообще ничего не хотите понять.
— Что понять, Мэгги? Что?
Она наклоняется ко мне.
— Он их знает, — шепчет она мне на ухо. — Он их всех знает. И постоянно твердит об этом. Он знает каждого копа в округе. И каждый коп знает его.
— Возможно. Он двадцать лет работает с условно освобожденными. Но это не значит, что ему позволено избивать твою маму.
— Они с ним ничего не сделают.
— Сделают. Придется. Полагаю, сейчас полицейские уже едут к вам домой.
— Ну да. Они отвезут его в участок. И тут же выпустят. Копы все его приятели.
— Копы тут ни при чем. Решать будет судья.
— Да он выйдет под залог. Судья и решить ничего не успеет. И знаете, что потом? Потом он ее убьет, — выпаливает она. — Убьет, и все. — Она отворачивается и закрывает лицо руками.
— Мэгги, Говард Дэвис говорил об этом? — спрашиваю я, понизив голос. — Говорил, что убьет творю маму, если она заявит в полицию?
— Да, — шепчет она. — Сказал, голыми руками задушит. Но сначала заставит ее смотреть, как он сделает то же самое со мной.
Стоянка у больницы пустеет — заканчивается дневная смена, разъезжаются медсестры и лаборанты. Снег валит хлопьями. Я устраиваюсь под козырьком и звоню на работу.
