— Ага! — вскричала она. — Вот я где!
Она поспешно перелистала страницы, отыскивая нужную статью. Исидор родился не дураком. И знал, что эта книга была написана задолго до рождения его родителей. Как эта психопатка могла попасть в перечень чудовищ? Она точно была не в себе.
Каторжанин не двигался с места. Он наблюдал, как меняется выражение лица Потрошительницы, пока она читала статью. Женщина вдруг зловеще расхохоталась, поразив Исидора, который уже давно ничему не удивлялся.
— Этот Уоррен настоящий дурак! — воскликнула она. — Нанять медиума, чтобы отыскать меня. Ай-ай-ай! Балбес!
Исидор собрался продолжить обход. Но женщина вела себя очень странно: она отступила к центру камеры и охватила голову руками.
— Нет! — закричала она.
Ее окружило голубое гало, а перед глазами запрыгали золотые светлячки. В брюхе женщины зародилось солнце. Оно росло и росло.
— Ну и дела, — выдохнул пораженный Исидор.
Бесшумный взрыв осветил камеру Потрошительницы. Ослепительный шар проглотил тележку Исидора, самого Исидора, так и не успевшего понять, что смерть мимоходом захватила его с собой. Жаркое дыхание пекла ураганом пронеслось по коридорам муниципальной каторги.
Вывеска таверны Эльзеара Штруддля изображала двух саламандр, кусающих друг друга за хвосты. Таверна располагалась напротив бронзовой статуи императора в историческом сердце древнего города. Изъеденный проказой времени фасад выглядел непрезентабельно. Матовые стекла в окнах не позволяли видеть, что происходило внутри.
Ручка входной двери была отлита в виде неприветливой козлиной головы. Дети квартала проверяли свою смелость, хватаясь за нее на бегу. У того, кто касался ручки, на ладони появлялась странная метка, которая, впрочем, быстро исчезала.
Эльзеар не был чудовищем.
Но стоило переступить порог, как все чудесным образом менялось. По пакту, заключенному между тенью и светом, внутри таверна была прекрасно освещена и украшена великолепными воздушными и водяными фресками.
За стойкой восседал сам Эльзеар Штруддль. Широкий и круглый с головы до ног, сверкающий лысый череп, глаза цвета бутылочного стекла свидетельствовали о вековой наследственности в области владения штопором. Он отеческим глазом окидывал завсегдатаев, которые беседовали, жевали, смеялись и обменивались заклятиями в атмосфере приятного и веселого шума.
Позади хозяина заведения высился буфет черного дерева, набитый бутылями с этикетками, стертыми временем, хотя их содержимое было хорошо видно: аспиды, птичьи головы, умершие в утробе младенцы, странные растения, порошки и настойки.
