— Игнатий Пудович, —
Клара Карловна замялась, — а можно вас спросить?
— Меня, как и вас, можно
спрашивать обо всем.
— Вот Ванина мама,
которая умерла, она ваша дочь?
— Да. Моим грехом была
заражена. А исцелена опять же «Неупиваемой Чашей». Тихо отошла, исцеленная.
Каждый день записочку на литургию подаю об ее упокоении. Молимся за нее.
— А зачем за умерших
молиться? — спросил Петюня.
— Тем более, вы
говорите: тихо отошла, — добавила учительница. — Ваня говорил, что она во сне к
нему приходила и говорила, что всё хорошо.
— Молиться, Петюнь, за
усопших надо, чтобы они после земной смерти Царство Небесное наследовали,
потому что когда человек умирает, тело в земле хоронится, а душа к Богу идет.
Вот чтоб на небо ее Господь направил, а не бесы в ад по грехам утянули, и
молимся мы об умерших. Даже если такое во сне явление было матушке его, дочери
моей, Царство ей Небесное, молитву нельзя оставлять. Явление — явлением, а
видеть нам отсюда Царство Небесное не дано, а раз не видишь — молись. Молитва —
это ж с Богом общение, то единственное, что и есть духовное занятие. А усопших
своих во сне люди часто видят. Вот, смотрите, листочек с именем рядом с иконкой
лежит — это как раз о таком явлении упоминание. Очень поучительная история.
Поминки пивом
— Давно это было. Кончилась
Пасхальная Светлая седмица. Отпраздновали, отгуляли Пасху. Кто праздновал ее на
службе церковной, на каждодневном крестном ходе вокруг храма, радостью о
Воскресении Христовом, ну, а большинство — гуляли, то бишь, объедались и
опивались без меры, вовсе не думая о храме, и возглас «Христос Воскресе» для
них был вроде тоста застольного, прости Господи. Об одном таком гулятеле и
речь.
И вот наступил вторник
после Фоминой недели, Красной горки, дня венчаний в православных храмах. А
вторник этот — Радоница, день особого поминовения наших усопших. Все
православные записочки подают на литургию и панихиды о покойниках своих, о
родственниках и вообще, кого помнишь, усопших, заказывают. Мой заупокойный
поминальник две тетрадки имен занимает. А тогда действующих храмов в Москве
мало было, и у каждого — очередь в полкилометра, чтоб записочки подать. В нашем
храме, помню, двадцать корзин записочек осталось после Радоницы...
Ну, вот... а гуляльщик
этот, имя его Виктор, жил в коммунальной квартире, с соседкой старушкой;
комнаты у каждого своя, а кухня общая. Вот выходит он поутру из комнаты своей и
почти бежит к входной двери, торопится перед работой к дружку своему заглянуть,
который пивом его обещал угостить. Всё прогулял гуляльщик Витя, а до зарплаты
было еще далеко. Правда, зарплату тогда всю и вовремя платили.
