О! И ты здесь, мой
очаровательный мальчик! Конечно же, чем ты хуже своего друга Васи?! Какая
несправедливость! Ему, видите ли, разрешают ездить одному в метро, а тебе —
нет! Это неважно, что он тебя старше, ты все-таки похнычь, позавидуй. Вот так (гнусаво
ноет): «Ну, ма-ам, ну, пусти меня одного, я уже большо-ой!». Могут,
конечно, наказать, а ты опять поной. И так всё время. Хе-хе...
Так что, я вижу, не
перевелись у меня друзья, будет мне с кем дружить в Новом году. Но — нет! Что
это я?! Нового года вообще не должно быть! А то мне с каждым годом все меньше и
меньше работы. Так, глядишь, и вообще зачахну. В прошлом году не вышло, так в
этом выйдет! Остановлю время, не загорится елка! Ах, жаль, что Старый год
Новому не по-злому, а по-доброму позавидовал, так сказать, белой завистью, а то
б я не так развернулся! Но — слово произнесено! И зависть все же остается
завистью!
А где же моя свита! Вы,
наверное, с ней не знакомы? Сейчас, сейчас, мы исправим это положение! Ну, где
же вы там, эй?..
И тут на сцену под
мрачную музыку ввалилась тройка закадычных приятелей. Их появление зал встретил
улыбками и смехом, зрители были рады окончанию гнетущей речи Дона Позоле. Трое
ввалившихся были Зависть, Лень и Обман — на груди у каждого красовалась
соответствующая надпись. Их играли тоже профессионалы, только молодые, из того
же театра, где когда-то работал пенсионер. Дон Позоле млел, всплескивал руками
и жестами призывал зрителей радоваться появлению его свиты. Зависть, громко
кряхтя и изнывая, тащила на спине Лень, у которой было абсолютно безжизненное
лицо, а рядом, приплясывал, похохатывая, толстенький Обман.
— О, великий Позоле,
доколе мне таскать на своем горбу этого ленивца? — взвыла Зависть.
— Так ведь сегодня
очередь Обмана, — ответил Дон Позоле.
— Так ведь опять
обманул! — вскричала Зависть. — Ни слова правды не скажет! Подержи, говорит,
немного, а то-де мне от таскания жарко стало, остыть захотел. Ну, мне завидно
стало, у меня-то зуб на зуб не попадал. Так мне еще хуже стало: не то, что не
согрелась — того и гляди, околею. А он, шельмец, скачет, греется. Хитрит Обман
со своими, жалуюсь тебе.
— Это точно, — расплылся
в улыбке Дон Позоле. — Ни слова не может сказать, чтобы не соврать, молодец! —
Дон Позоле призвал жестом зрителей поддержать его похвалу. — А кому из вас Лень
таскать, сами разбирайтесь.
— А может и не таскать
ее? — спросила совсем выдохшаяся Зависть.
— Да она ж ходить не
умеет!
