— Даврон, а ты помнишь ― в день нашей встречи было это вино… и теперь на прощание тоже «Баян-Ширей»,― сказала она тихо.― Я ведь попрощаться зашла. Ты уж извини за слезы. Это, наверное, нервный приступ.
— Садись, Светлана. ― Кабулов взял ее за руку, провел в кухню и усадил за стол.
Ему показалось, что ее знобит, и он принес свой шерстяной джемпер и накинул ей на плечи; она печальной улыбкой поблагодарила его.
Когда Даврон Кабулович разлил вино, она, бодрясь, сказала:
― Значит, за расставание, Кабулов. Ты не дал мне договорить, я зашла попрощаться. Уже неделю я в отпуске и решила не возвращаться, заявление об увольнении я пришлю в трест по почте.
― Почему?
— Наверное, мне следовало это сделать давно и не тянуть столько лет. Я ушла от Карлена. Спасибо тебе за все. Я хочу попросить прощения, вольно или невольно мы причинили тебе много обид, а иным поступкам ― предательству, неверности, жестокости ― наверное, нет прощения. Но ты все же прости, ты ведь, Кабулов, сильный… Да и за свои ошибки я поплатилась… сполна. Будь великодушным, Даврон, и прости.
― Успокойся, пожалуйста, я не держу ни на тебя, ни на Карлена обиды, поверь… Судьба, наверное, такая, Светлана…
Первое заседание комиссии Госарбитража было назначено на вечер, когда в Заркенте спадала изнуряющая жара. Кабулов после обеда пригласил к себе сотрудников лаборатории по основаниям, в последний раз собираясь выслушать доводы своих инженеров, чтобы избрать окончательную тактику, как вдруг распахнулась дверь и в кабинет вошел Муртазин. Взволнованный вид Карлена заставил Кабулова подумать, что разговор пойдет неприятный, о Светлане, и он тут же принял решение захватить несколько специалистов из лаборатории с собой в Заркент, чтобы обговорить все в дороге. Попросив их подождать внизу, в машине, он предложил Карлену сесть. Извинившись, Кабулов предупредил: через два часа в Заркенте начинает работу комиссия Госарбитража.
— Я не займу у тебя много времени. Вот, возьми, ― Карлен протянул Кабулову разогретую на солнце кожаную папку.
— Что это? ― Кабулов с удивлением взял потрепанную папку в руки.
― У тебя есть что-нибудь выпить? Налей-ка, не так просто мне говорить с тобой. Знаю, ты вправе сказать, что я мерзавец, держал эти документы до последнего часа.
Даврон Кабулович открыл неприметный для постороннего глаза вмонтированный в стену бар, достал непочатую бутылку коньяка, бокал, поставил все перед Карленом и вынул из папки бумаги. Одного взгляда на докладную Карлена, имевшую входящий гриф института, и на ответ за подписью докторов наук и главного инженера проекта было достаточно Кабулову, чтобы понять цену этим документам. Он помнил, что когда-то Муртазин заходил к нему и говорил, что дамба при определенных обстоятельствах может просесть. Но тогда он и представить не мог, что Карлен, несмотря на возражения УКСа, выполняя свой инженерный долг, все-таки официально поставит институт в известность.
