был помещен в эсеровской газете
Дни и, возможно, появился благодаря партийным знакомствам Шкловского. Рецензент подчеркнул родство поэтики автора с левыми литературными течениями:
Маленькая, со вкусом изданная, книжечка стихов Елены Феррари заключает в себе всего каких-нибудь двадцать стихотворений, по большей части коротеньких, сжатых и пластичных. Ничего лишнего, скорее много недосказанного. Это является большим достоинством для начинающей поэтессы. Умение выбрать должные краски и слова, несомненно, свидетельствует о художественном чутье и такте. Несколько неприятное впечатление производит злоупотребление перебоями и ассонансами, иногда и полное пренебрежение рифмой. Вообще, Феррари – поэтесса новейшей школы; достоинства ее, равно как и недостатки, характерны для того литературного направления, к которому она примкнула.
Интересны, по своей образности, стихи, посвященные Ивану Пуни: «Кафэ», а также стих.: «Пахнет зноем и морем» и др. Краски их сочны и удачны. Заметно и некоторое влияние Анны Ахматовой и Наталии Крандиевской в манере писать и еще в глубокой, чарующей женственности. Есть у Феррари что-то свое, заветное, недосказанное – не то дума, не то печаль: то, что лишь промелькнет, обворожит своим тихим теплом и светом и снова скроется за пестрыми росписными ширмами современности. Примером таких стихов может служить «Молитва», а также и стихотворение, начинающееся строками:
Захлопнутым мышонком сердце билось.
Не смей жалеть меня, не смей ласкать,
Луна неловко и несмело торопилась
Лицо свое укрыть за облака.
Несмотря на свою скромность, книжечка Елены Феррари дает надежду, что в будущем дарование поэтессы разовьется и станет самобытнее[29].
В Эрифилли вошли не все лирические произведения автора. В частности, Феррари воздержалась от включения в него стихотворений, посланных Горькому зимой 1923 г., в которых своеобразно преломились ее впечатления от константинопольского периода. По этому поводу она писала ему в письме от 8 января:
У меня уже давно был соблазн вводить слова на другом языке, не переводя их, как я, наконец, сделала здесь («лимонли, каймакли дондурма» – по-турецки – «лимонное, сливочное мороженое», «елла» – по-гречески «иди сюда», а «гель бурья» – то же самое по-турецки <…>). Вообще же при стихах этого объяснения не будет. Очень хотелось бы знать, как вы это найдете?»[30]
В издано сборнике единственным свидетельством ее увлечения такой языковой экзотикой было название –
