Молодую девушку мучила неукротимая жажда жизни. В душе она страстно желала чего-то особенного – того, что, она это чувствовала, скрывалось в будущем, чего-то необычайного, которое ей так сильно хотелось испытать. Слушая чужие рассуждения о любви, она знала, что ее понятие любви было совершенно иным. Для нее любовь была чем-то бескомпромиссным, чувством, которому человек отдавал всего себя. Чем-то таким, что полностью возвышало человека, и он сам становился любовью. Этого она еще не переживала, но она ждала…
Она вышла во двор. Было холодно. Воздух дышал морозом. Неслышно подкрались первые осенние ночи с звенящим под ногами тонким льдом на озерках и хрустящими былинками травы.
– Привет, – сказала она и снова убедилась, что Никлас превратился в очень привлекательного молодого человека, возбуждающего интерес своими косящими глазами, отдающими желтизной.
– Что случилось? Почему вы оказались здесь так рано?
– В Гростенсхольме сегодня ночью побывали воры, – ответил он.
– Меня это не удивляет. Продукты?
– За ними приходили, – сказала Ирмелин, – но взять ничего не успели.
– Идиоты! – воскликнула Виллему. – Ведь знают, что твой отец справедливо распределяет все это между хуторами и мелкими хозяевами. И кто же это был?
– Говорят, что люди с хутора Свартскуген.
– Могу себе представить! Неужели у этих людей такое искаженное понятие гордости? Отказываются от нашей помощи. А воровать могут! А вы-то почему здесь?
– Отец уехал к больному, – пояснила Ирмелин. – А мама вчера долго не спала, и я не хотела беспокоить ее. Подумала, что мы сами можем что-либо предпринять.
– Что же?
– Понимаешь, наши люди стреляли по ворам и попали в них. Кровавые следы ведут в лес.
– Ой! Подождите, я захвачу кое-что. Ирмелин, ты взяла что-нибудь для перевязки ран?
– Да, из запасов отца. Думаю, что ранены оба вора. Поспеши!
Виллему возвратилась быстро с корзиной в руках. И они тут же побежали в сторону Гростенсхольма. Из всех троих Виллему была самой ослабевшей, но она, чтобы не отстать, бежала, сжав зубы. Ирмелин была мягкой хорошенькой девушкой с крепкой фигурой, как и ее бабушка Ирья, по характеру скромной и располагающей к себе. Подобно Никласу она была очень сильной.
Когда они несколько уменьшили скорость, из-за Виллему, она, задохнувшись, спросила:
– От Доминика что-нибудь слышно?
– Да, – ответил Никлас. – Он пишет, что этой осенью приедет.
– Хорошо. Приятно будет встретиться с ним. Последний раз он был здесь три года тому назад.
