Опасное лето | страница 19
А за спиной Мисы и фрекен Снорк, среди пыльного хлама, за бумажной пальмой поблескивали внимательные и блестящие маленькие глазки. Глазки презрительно разглядывали Мису и фрекен Снорк, а потом, скользнув по гостиному гарнитуру, остановились на маме, которая раскладывала по тарелкам кашу. Глазки еще больше потемнели, а мордочка насмешливо сморщилась.
— Обед подан! — закричала Муми-мама.
Взяв тарелку с кашей, она поставила ее на пол под пальму. Все бросились к столу и уселись вокруг.
— Мама! — сказал Муми-тролль и потянулся за сахаром. — Мама, ты не находишь…
Тут он осекся и выпустил из лап сахарницу, которая со звоном упала на пол.
— Глядите! — прошептал он. — Глядите!
Все обернулись и посмотрели.
Какая-то тень отделилась от стены в темном углу. Что-то серое и сморщенное прошаркало по полу гостиной, заморгало от солнечного света и затрясло седыми усами, враждебно оглядывая семью муми-троллей.
— Я Эмма, — высокопарно представилась старая театральная крыса. — Я хочу только сказать, что терпеть не могу кашу. Уже третий день вы едите кашу.
— Завтра утром будет молочный суп, — робко пообещала мама.
— Я ненавижу молочный суп, — ответила Эмма.
— Может быть, вы, Эмма, посидите с нами? — предложил папа. — Мы думали, что дом всеми покинут, и поэтому…
— Дом, — прервала его Эмма и фыркнула. — Дом! Это вовсе не дом.
Она подобралась поближе к обеденному столу, но не села.
— Может, она сердится на меня? — прошептала Миса.
— А что ты сделала? — спросила Мюмла.
— Ничего, — пробормотала Миса, опустив глаза в тарелку. — Просто так мне кажется. Мне всегда кажется, что кто-то на меня сердится. Будь я самой прекрасной мисой на свете, тогда все было бы иначе…
— Ну раз ты не самая прекрасная миса на свете, не о чем и говорить, — сказала Мюмла, продолжая есть кашу.
— Эмма, а ваша семья спаслась? — сочувственно спросила Муми-мама.
Эмма не ответила, она смотрела на сыр… Потом схватила ломтик сыра и сунула его в карман. Ее взгляд блуждал по столу и остановился на блинчике.
— Это наш блинчик! — закричала малышка Мю. Она прыгнула на стол и уселась на блинчик.
— Это некрасиво, — упрекнула ее Мюмла и, столкнув сестру с блинчика, почистила его и спрятала под скатерть.
— Дорогой Хомса, — торопливо сказала Муми-мама. — Сбегай и посмотри, не найдется ли в кладовке чего-нибудь вкусненького для Эммы.
Хомса умчался в кладовку.
— Кладовка! — возмутилась Эмма. — Кладовка! Вы называете суфлерскую будку кладовкой! Вы называете сцену гостиной, кулисы — картинами, занавес — занавеской, а реквизит — дядей! — Она раскраснелась, и мордочка ее сморщилась. — Я рада! — кричала она. — Я очень рада, что маэстро Филифьонк — вечная ему память! — вас не видит! Вы ничего не знаете о театре, даже меньше чем ничего, у вас нет ни малейшего представления о театре!
