— Хулиганить вздумали! — сказал я. На улице мы обыскали шумную компанию, отобрали у них пистолет и нож. «Пистолет — большая улика», — подумал я.
Лицо мое было залито кровью, так как кто-то из бандитов успел в драке стукнуть меня пивной кружкой. Было больно, но я был рад, что все шло как следует.
Тут же на Вокзальную улицу была направлена оперативная группа.
Разговор с Евсеевым не клеился, а с его напарниками вообще нельзя было говорить, потому что они уже успели нализаться до чертиков. Мне забинтовали голову и я отправился спать.
.Утром я приступил к допросу Евсеева. Он сидел передо мной молча и только все время косился на графин с водой. Я наблюдал за ним. Помолчав немного, Евсеев сказал:
— Конец всему, и делу крышка, — и потянулся за водой. Я дал ему закурить, потому что он жадно смотрел на мои папиросы.
— Ну что же, давай начинать, — сказал я и придвинул к себе чистый лист бумаги.
— Это все Конопатый, — прохрипел Евсеев. — Меня просто обвели вокруг пальца. Вы знаете, что я в свое время завязал. Жил мирно, о старом не вспоминал. Но встретил как-то Конопатого, и все началось сначала.
— Как зовут Конопатого?
— Колька Кунаев. Вы его знаете!
Я насторожился. Среди задержанных Кунаева не было. Я знал его. Это был опытный вор. Но его «профиль» — квартиры.
Я не раз встречался с ним по делам о кражах. По моим подсчетам, он должен был еще сидеть.
— Он же в лагерях! — сказал я.
— Нет, уже выскочил, — крикнул Евсеев, — выскочил на мою голову! Давайте записывать, гражданин начальник, темнить мне нечего и незачем.
— Давай, — согласился я.
И он начал свой рассказ:
— Однажды ночью я, Кунаев, Захаркин и Верка с Вокзальной улицы очистили квартиру одного торгаша. Сами понимаете, взяли шмотки и свезли на Тишинский к барыге.
— Вы знаете этого скупщика? — спросил я.
— Конечно, знаю. Все темные тряпки ему загоняли. Полцены платил, подлюга.
— Ладно, рассказывайте дальше.
— Следующей ночью еще одну квартиру проверили на Зеленовской улице и снова все свезли тому же барыге. Но это все так. С воскресенья на понедельник бродили мы с Кунаевым по рынку, здесь, у нас в городе. К вечеру палатку обокрали.
— Ну и как? — поинтересовался я.
— Пустяковое дело — фанера. Плечом толкни, сама повалится.
Действительно, все эти кражи, о которых говорил Евсеев, были нами зарегистрированы. Значит, он ничего не таил, говорил правду. «Что же, если так, то дело пойдет», — подумал я.
— Ну, а мануфактура где? — спросил я.
— Не знаю, гражданин начальник. Сдавали Верке и Захаркину. Я получил наличными.
