– Не нужно плакать, – тихонько сказала она, осторожно гладя по голове Лею. – Вот увидишь, все будет хорошо!
– Хорошо? – горько переспросила та. – Вы думаете, я не вижу? Они все как с ума сошли! Придумывают глупости, шепчутся за спиной… Я сама вчера слышала на рынке, как две кумушки толковали, что вы господина Рельского приворожили, потому он за вас заступается! Вы ж гадалка, мол, должны уметь!..
В голосе домоправительницы звучало искреннее возмущение, и неясно было, что вызывало большее негодование: подозрение, что госпожа Чернова не брезгует мансегами, или же поклеп на мирового судью, которого Лея безмерно уважала и почитала самым лучшим на свете (после покойного господина Чернова, разумеется). Притом, по ее мнению, он был столь хорош, что домовая даже не прочила его в женихи хозяйке, ведь господин Рельский не чета пусть замечательной, но все же обычной даме! А вот все остальные потенциальные кавалеры рассматривались со всей придирчивостью…
– Надеюсь, ты не успела окончательно оттереть эти знаки? Я бы хотела взглянуть!
Госпожа Чернова и сама не знала, зачем ей потребовалось изучить обвиняющие руны, пыталась ухватиться хотя бы за что-то.
Лея вытерла слезы и ответила, что рисунок сделан хорошей краской, потому она пока не сумела его стереть.
София решительно направилась к двери и убедилась, что домовая вполне точно описала ей увиденное. Нередко вязаные руны сложно трактовать, поскольку, накладываясь друг на друга, они образуют новый рисунок, и затруднительно разобрать его отдельные элементы, однако в этом случае сложностей не возникло.
Гадалка коснулась алых знаков, будто ожидая подсказки. Руны вдруг сердито ужалили пальцы, и она со сдавленным криком отдернула руку. Знаки на крашеном дереве словно вспыхнули огнем, все их черточки чеканно обозначились, и София увидела линии, которые, по-видимому, впопыхах пытались стереть: у ансуз наличествовали две лишние черточки. Но никто в здравом уме не станет искажать руны, ведь результат таких манипуляций непредсказуем!
София нахмурилась от озарившей ее догадки: именно так изображалась руна ансуз в гномьем футарке![32] После Рагнарёка человеческий алфавит постепенно вытеснил все прочие вариации, лишь старики еще не забыли гномьи и эльфийские руны. Конечно, неведомому гному это также было известно, потому он пытался стереть предательские линии, видимо, начертанные по привычке.
Теперь у нее имелась искомая подсказка, дело оставалось за малым: отыскать безвестного любителя ночного рисования и выпытать, имел ли он отношение к убийству или намеревался в самом деле добиться справедливости…
