— Успокойтесь, ребята, — произнес я. — Никто не собирается набрасываться на вас. Я просто хочу задать один вопрос.
Они успокоились, хотя и едва заметно.
— Спрашивай, — спросил маляр номер два.
— Кто-нибудь из вас ставил на числа в Тихуане?
— La loteria? — спросил первый маляр.
— Твое знание испанского потрясает меня. Да. La loteria.
Первый маляр отрицательно покачал головой.
— Мексиканские лотереи, как и мексиканские публичные дома, — это только для молокососов. Я хотел спросить, как они думают: почему я задал этот вопрос именно им — но сдержался.
— К тому же, — продолжал он, — там нельзя выиграть больше десяти или двенадцати тысяч песо. Тоже мне выигрыш! Сколько это настоящими деньгами? Пятьдесят баксов? . Восемьдесят?
«Мама выиграла в лотерее в Тихуане», — сказал Пиория, и даже тогда я сразу понял, что здесь что-то не так. Сорок тысяч доллара… Дядя Фред поехал туда и привез наличные вчера вечером. Он привез деньги в седельных мешках своего «винни»!
— Да, — согласился я, — что-то вроде того, пожалуй. И они всегда расплачиваются именно так, в песо?
Он снова посмотрел тем же взглядом, словно считал меня сумасшедшим, затем вспомнил, что у меня действительно поехала крыша, и поспешно изменил выражение лица.
— Да, конечно. Понимаешь, ведь это мексиканская лотерея. Они не могут выплачивать выигрыши в долларах.
— Ты совершенно прав, — кивнул я и мысленным взором увидел Пиорию, его худое сияющее лицо и услышал его слова: «Я разбросал их по маминой кровати и катался по ним! Сорок тысяч зеленых баксов!» Но как слепой мальчик может быть уверен в точном количестве денег.., или даже в том, что он катается по купюрам? Ответ очень прост: не может. Однако даже слепой продавец газет не может не знать, что la loteria расплачивается не долларами, а песо, и даже слепой продавец газет знает, что нельзя увезти мексиканский салат на сумму в сорок тысяч долларов США в седельных мешках мотоцикла «винсент». Для этого его дяде понадобится самосвал из гаража Лос-Анджелеса.
Неразбериха и замешательство — ничего, кроме темных облаков неразберихи.
— Спасибо, — сказал я и направился в свой офис.
Я не сомневался, что мой уход стал облегчением для всех троих.
