«особенный успех имели публичные доклады в последний год. На трех докладах (о книге Шпенглера, о магии и мой доклад о теософии) было такое необычайное скопление народа, что стояла толпа на улице, была запружена лестница, и я с трудом проник в помещение <…> Была большая умственная жажда, потребность в свободной мысли»[103]. Однако жажду эту утолить средствами ВАДК было трудно. Борис Горнунг, известный филолог и лингвист, говорил, что для его поколения «неокантианское болото „Логоса“, антропософия Андрея Белого и мракобесие Бердяева, Ильина, Булгакова и К° <…> все это окрашивалось одним именем — „обозная сволочь“»[104].
Действительно, в Вольную академию с начала 1921 г.
«(когда там несколько недель велась дискуссия о Шпенглере) до марта 1922 года (закрытие ВАДК) философствующая молодежь соответствующих взглядов ходила толпами, рукоплеща Бердяеву, Степуну и К°. Мы тоже иногда бывали там (спорадически), часто уходили в середине заседания, не в силах больше вынести то, что мы называли „словоблудием“ и что считали возмутительной профанацией „настоящей“ философии <…> Последний раз я и М. М. Кенигсберг[105] были там на докладе Н. А. Бердяева „Христианство и теософия“. Уйдя в начале прений, мы вышли в Мерзляковский переулок, посмотрели друг на друга и дали себе слово больше никогда не показываться там. Мы не знали тогда, что это было последнее заседание ВАДК»[106].
Вот поэтому-то стоит с недоверием относиться к заявлениям журналистов о том, что «давний пароход увозил из России <…> властителей дум»[107]. В. С. Степин, академик РАН, директор Института философии, безусловно, прав, когда говорит, что это — «большая натяжка. Потому что, если бы Николай Бердяев был властителем дум, никакой бы революции просто не было»[108].
Там, за далью непогоды есть блаженная страна…
Если продолжить тему разоблачения мифов, которыми обросла история высылки, то следующим «мыльным пузырем» окажется мнение, высказанное, в частности, историком М. А. Колеровым, будто бы «все они [высланные] на сто процентов не хотели уезжать»[109]. Приведу свидетельства некоторых мыслителей и публицистов, найденные в их мемуарах.
Степун о Бердяеве:
«Наскоро поздоровавшись, он взволнованно, но скорее радостно, чем устрашенно, сообщил мне, что подготовляется высылка за границу целого ряда религиозных философов <…>»[110]
Бердяев о себе:
«Я не хотел эмигрировать, и у меня было отталкивание от эмиграции, с которой я не хотел слиться. Но вместе с тем было чувство, что я попаду в более свободный мир и смогу дышать более свободным воздухом»
