.
В. Ваганян резюмировал:
«как из-под 700 стр. „Заката Европы“ Шпенглера <…> выглядывают большие уши прусского национализма, <…> прусского мессианства, так из-под всего писания нашей российской интеллигенции, ютившейся до сих пор „вдали от шума исторических событий“, выглядывает все тот же старый заскорузлый национализм, слепой, ничему не научившийся»[98].
Оживленная полемика развернулась по вопросу идейной оценки сменовеховского движения. Дело в том, что в 1921 г. в Праге группа интеллигентов стала издавать журнал с названием «Смена вех», намекая на отказ от ориентиров, предложенных известным сборником «Вехи» в 1909 г. На страницах «Смены вех» всю интеллигенцию — и в эмиграции, и в России — авторы призывали к сотрудничеству с Советской властью на том основании, что с проведением в жизнь нэпа власть отказалась от средств радикального переустройства экономики и общества и начала эволюционировать в сторону «государственного капитализма». Считалось, что в атмосфере гражданского мира большевизм будет постепенно себя изживать (Устрялов). Отношение к сменовеховцам было настороженное — и со стороны власти, и со стороны интеллигенции. Но если позиция первых была, скорее, критико-одобрительная, то вторых — критико-обличительная. Самым непримиримым противником сменовеховства был А. С. Изгоев, выступления которого печатались в «Летописи дома литераторов» и в «Вестнике литературы». Д. А. Лутохин, который, кроме «Экономиста», после смерти А. Е. Кауфмана редактировал также «Вестник литературы», рассказывал, что
«начальник цензурного ведомства в Петербурге, политический руководитель петербугской „Правды“, В. А. Быстрянский заявил представителям Дома литераторов, что чрезмерные нападки на сменовеховцев, „призывающих интеллигенцию работать с большевиками не за страх, а за совесть“, не могут быть допущены в настоящее время»[99].
Изгоевым же был инспирирован сборник «О смене вех», в котором участвовали четыре автора: сам Изгоев, J. Clemens, П. Губер, А. Петрищев. Судьба Губера неизвестна. Изгоев и Петрищев были высланы. Клеменс, вероятно, тоже, т. к. фигурировал в «списке питерских литераторов»[100] — кандидатов на высылку.
Бросается в глаза то обстоятельство, что круг авторов в журналах и сборниках фактически один и тот же — лишь изредка появляются новые или малознакомые имена. Возникает впечатление, что советские «проскрипции» составлялись по результатам изучения повторяемости того или иного имени в оглавлении «идеалистического» издания: это в первую очередь «работает» по отношению к таким деятелям, как П. А. Сорокин, Н. А. Бердяев, Л. П. Карсавин, Ф. А. Степун, С. Л. Франк, И. И. Лапшин, Н. О. Лосский, А. С. Изгоев, а далее, видимо, шло по инерции — выписывали всех подряд, при необходимости обращались к списочному составу редакции, и отправлялись бедолаги прямиком в ГПУ, а затем, если у них не находилось авторитетного заступника — человека или организации, — и за границу. Так, были высланы почти все сотрудники издательства «Задруга» (во главе с председателем правления С. П. Мельгуновым), журнала «Экономист», участники сборника «Освальд Шпенглер и „Закат Европы“» (трое из четырех), сборника «О смене вех» и др. Думаю, моя версия не слишком далека от истины. Б. И. Харитонов (Харитон), высланный редактор журнала «Литературные записки», вспоминал, что
