Проклятье! Я до того исступленно надеялась, что звонит Даррен, и настолько сильно разочарована, что о Себастьяне вмиг позабыла. Опускаю руку с телефоном, едва удерживаясь, чтобы от отчаяния не швырнуть его об стену.
— Что это? — громче повторяет Себастьян.
Вздрагиваю.
— Где?
В первое мгновение я не верю своим глазам. Прямо у его ног краснеет коробочка, которую мне преподнес Даррен. Я ведь ее так ни разу и не открыла! — с головокружительной быстротой проносится в сознании мысль.
Только теперь до меня начинает доходить, что случилось и каково сейчас Себастьяну. В ужасе ахаю и прижимаю к губам руку.
Можно было бы выкрутиться, сказать, что в коробочке серьги, подаренные мамой, или кулон, который настолько мне приглянулся, что я купила его не раздумывая. Потом схватить коробочку, пока Себастьян не заглянул внутрь, и спрятать ее куда-нибудь в шкаф, в конце концов выбросить в окно. Но, во-первых, я не умею так нагло врать; во-вторых, ни за что в жизни не выкинула бы столь дорогой сердцу подарок; в-третьих, стою, будто одеревенелая.
Себастьян медленно качает головой. Его лицо напряжено еще больше, чем в самом начале, а глаза будто впали.
— Теперь мне все понятно. Вот почему ты и думать забыла о том, что еще вчера должна была приехать в Нью-Йорк, — говорит он так, будто превозмогает адскую боль. — Дурак! Какой же я дурак!
Он поднимается и ногой отбрасывает коробочку в сторону. Я неосознанно вытягиваю вперед руки, словно это не бездушная вещь, а частичка Даррена и видеть, как ее бьют ногой, мне невыносимо.
Себастьян испепеляет меня презрительным взглядом, качает головой и молча уходит.
Когда Мелани отвечает на мой звонок, у меня из груди вместо слов приветствия или объяснений вырывается сдавленное рыдание.
— Алло?! — встревоженно кричит она. — Алло?! Кто это?!
— Я, — с трудом выдавливаю из себя я.
— Джой?! Где ты?! Я еду к тебе! Только скажи, где ты! Слышишь меня?!
— В агентстве, — выдыхаю я. Связь мгновенно прерывается, а я разражаюсь безудержными горькими рыданиями.
Когда Мелани вбегает в мой офис, я лежу в темноте на диване и все еще всхлипываю. Тьма куда больше подходит моему нынешнему настроению, чем свет люстры.
Мелани щелкает выключателем.
— Скажи сразу: никто не умер?
— Что? — Поднимаю голову и смотрю на нее опухшими от слез глазами.
— Я спрашиваю: ты случайно не покойника оплакиваешь? — повторяет Мелани, чтобы с самого начала знать, какой выбрать тон для утешения.
На миг представляю, что Даррен или Себастьян умирают, и прекращаю реветь.
