Лулу задирает голову и, касаясь его подбородка одуванчиками, ободряюще улыбается. Бобби со сдержанной нежностью, которой я никогда в нем не замечала, целует ее в макушку и треплет по голове Синтию. Та придвигает к себе коробку с конфетами, долго ищет какую-то определенную, находит и протягивает ее Бобби.
— Твоя любимая.
— Спасибо, Синтия, — смеется Бобби, переводит взгляд на меня и продолжает: — Все резко изменилось, когда я, хоть и уже устал ждать чудес, вдруг повстречал их маму.
Чувствую, что у меня напрягается лицо, всеми силами пытаюсь расслабиться, но не могу. Не подумайте, что мне так уж неприятно слышать о невестке. Я, наоборот, неожиданно для самой себя проникаюсь к ней уважением. Просто речи Бобби, хоть он об этом и не подозревает, очень уж живо напоминают мне о личных неприятностях. От них я вот уже почти месяц прячусь за сумасшедшей занятостью. А надо бы отставить все и посвятить им одним хоть часок.
Бобби, разумеется, неверно истолковывает мое напряжение.
— Знаю, Сара вам, особенно папе и Хэлли… — начинает он, но внезапно умолкает, очевидно щадя детские уши.
Я машу перед собой руками.
— Нет-нет, лично я…
Бобби жестом просит меня не продолжать.
— Не стоит, Джой. Сейчас в тебе говорят те же правила приличия: нельзя высказывать людям в глаза то, что им неприятно слышать. Особенно брату, с которым так или иначе придется знаться всю свою жизнь.
— Да нет же, ты не понимаешь…
Бобби приподнимает руку.
— Можно я договорю? — спокойно спрашивает он.
Глубоко вздыхаю, стараясь не обращать внимания на неприятное чувство в груди.
— Да, конечно…
— Сара женщина необычная, — продолжает Бобби, явно выбирая слова и ни на секунду не забывая о том, что его слушают девочки. — И судьба у нее необыкновенная. К сожалению, не слишком счастливая. Одна невеселая история с… серьезными последствиями, потом вторая… — Он едва заметно кивает на Синтию, потом на Лулу. — Знаешь, отчего все ее беды? Оттого, что любую историю она переживает крайне глубоко и на удивление честно. А маски носит только на сцене. — На его губах появляется мечтательно-влюбленная улыбка, и в какое-то мгновение мне кажется, что он не помнит про меня и видит перед собой Сару. — Впрочем… и на сцене она не в масках. На сцене вовсе не она, а каждый раз — представляешь? — какая-то другая женщина.
Меня потрясают и его слова, и выражение лица, и умиротворение, которым исполнен взгляд. Ловлю себя на том, что я немного завидую ему, и стыжусь этой зависти.
