— Сон лечит, — бормочет Дебора.
В гостиной остро пахнет виски. Мы с сестрой не сговариваясь принимаемся на пару убирать осколки и мыть стену.
— Если бы она не швырнула бутылку, до сих пор пила бы, — замечает Дебора.
Киваю.
— А так разошлись себе и, дай бог, уже спят.
Тихо смеемся.
— Все хорошо, что хорошо кончается, — говорит Дебора.
— Точно.
— Что-то у меня из-за этой кошмарной драмы разыгрался аппетит. — Дебора прикладывает к животу руку в желтой резиновой перчатке. — Может, заглянем в холодильник?
Бросаю тряпку в мусорное ведро.
— Неплохая мысль. А Кент тебя не заждался?
Дебора стягивает с руки перчатку и качает головой.
— Как только сюда приехала, я позвонила ему и сказала, что обстановочка, мол, взрывоопасная. Он сразу понял, что сегодня меня можно не ждать.
Они с Кентом живут вместе, кажется, сотню лет. Свадьбу все откладывают, но лишь только потому, что Деборе хотелось бы чего-то невероятного, а на праздник в космосе или в худшем случае где-нибудь на Сейшельских островах у них нет денег. С другой же стороны, им прекрасно живется и так. В общем, мы давно считаем Кента зятем и полноправным членом нашей слегка чокнутой семьи.
— Пошли на кухню.
В холодильнике почти пусто, и нам приходится довольствоваться тостами и арахисовой пастой. Дебора располагается на своем обычном месте, у окна, даже садится так, как любила сидеть ребенком — сгибает ногу в колене и ставит ее на край стула. У меня на душе невесело, тем не менее быть в родительском доме в компании сестры — особое, напоминающее детство удовольствие.
— Лучше нам переночевать здесь, — говорит Дебора, откусывая кусочек тоста с таким довольным видом, будто это лакомство, приготовленное шеф-поваром из «Времен года». — А то, чего доброго, поднимутся посреди ночи и продолжат выяснять отношения.
Какое-то время молчим.
— Почему им не жить тихо и мирно? — произношу я, обращаясь будто к воздуху.
Дебора тяжело вздыхает.
— Если бы все было так просто, тогда вообще не случалось бы ни разводов, ни семейных сцен.
— По-твоему… — произношу я и на миг умолкаю, не решаясь сказать самое главное, то, что долгое время изводит меня и не дает покоя, — мама отцу изменяла?
Дебора пожимает плечами и кривится.
— Наверняка сказать ничего не могу, но догадываюсь, что да.
Груз на моем сердце тяжелеет вдвое.
— Какой кошмар… Откуда он об этом узнал?
Дебора поводит бровями. Они у нее, как и у меня, — черные дуги.
— Не имею понятия. Наверное, оттуда, откуда все узнают — от добреньких друзей или знакомых, коллег, случайных встречных… Или мама сама проболталась. У них же об этом не спросишь.
