Сдерживая рвотный позыв, Куми несколько раз мазнула бумагой.
— Готово.
Они начали укладывать его в постель. Нариман сжал зубы, у него опять потемнело в глазах от боли. Они видели слезы, когда желали ему спокойной ночи.
— Горшок, — напомнил Джал сестре.
— Твоя очередь. В прошлый раз я вылила его.
— В тот раз был номер один. Это не в счет. И стульчак — это твоя идея.
— И что? Если бы дерьмо было в судне, ты бы с радостью вынес его?
Схватив горшок, Джал понесся в клозет. Куми проследовала за ним туда и обратно, жалуясь, что всего один день, а она уже больше не может, и чем ссориться, надо выход искать.
— Завтра поищем, — раздраженно бросил Джал, ставя горшок на место. — Три часа ночи. Я просто мертвый.
— Ты не один поднимал его. Я в таком же состоянии.
Они не старались понизить голос. Вентилятор бешено крутился на максимальной скорости, заставляя трепыхаться простыню, свисающую по одну сторону кровати.
— Прежде чем вы уйдете…
— Что?
— …вы не могли бы переключить вентилятор?
Джал повернул регулятор на «минимум», и простыня успокоенно колыхнулась.
В семь утра звонок вторгся в сон Куми, и она обиженно рассталась с прелестным сновидением. Она танцевала в бальной зале отеля «Тадж», оркестр исполнял любимые старые мелодии: «Унеси меня на луну», «Чай для двоих» в латиноамериканском ритме, «Зеленая, зеленая трава родного дома». Скользя фокстротом в опытных руках партнера, она подняла глаза и увидела люстры, хрусталь, сверкающий, как драгоценные камни. Она обоняла запахи пирожных, сандвичей и кофе — в холле перед бальной залой уже накрывали столы. Но она так и не увидела лицо своего партнера, только чувствовала на спине его умелую руку, которая вела ее в танце, не давая сбиться.
От звонка она застонала и повернулась на бок, отыскивая на простыне местечко попрохладней. Подождала, надеясь, что Дверь откроет Джал. Но в квартире стояла тишина. Ее разорвал новый звонок.
Она резко встала с кровати под балдахином — сердце сильно стучало — и впустила прислугу, которая приходила на три часа в день.
— Начни с моей комнаты, Пхула, — распорядилась она. — У меня голова болит, я еще посплю.
Пхула оставила сандалии у двери и босиком бесшумно двинулась в глубь затемненной квартиры. Ее присутствие не ощущалось и не замечалось. Оно повсюду бросалось в глаза, только когда она не приходила по болезни: в этих случаях Пхула давала о себе знать немытыми чашками и блюдцами, пылью на мебели и скомканными простынями на неубранных кроватях.
