Грузовик спешит дальше, слышен только скрип переключателя скоростей. Люсьена, обессилев, падает на сиденье. Но Равинель в бешенстве. Она впервые обозвала его дураком.
— Сделай одолжение — сиди спокойно. И держи свои соображения при себе. Ты виновата не меньше моего.
Неужели она действительно собирается удрать? Добраться до Ле-Мана? Они ведь связаны одной ниточкой. Да и разве бегство могло бы спасти ее?
Люсьена молчит. По ее позе нетрудно догадаться, что она решила ни во что не вмешиваться. Пусть, мол, выпутывается сам как знает. А ведь нелегко заново собрать карбюратор, почти вслепую, пристраивая прыгающий фонарик то на коробке скоростей, то на крыле или на радиаторе. Каждую секунду гайки могут свалиться в песок. Но от злости пальцы Равинеля обретают такую уверенность, такую ловкость и подвижность, какой они еще никогда не знали. Он осматривает машину, выжимает газ. Порядок. Мотор заработал исправно. И тут Равинель из озорства хватает канистру и не спеша наливает полный бак. Их обгоняет грузовик-цистерна, освещая на мгновение салон и длинный сверток едко-зеленого цвета. Люсьена съеживается на сиденье. Так тебе и надо! Он водворяет огромную канистру на прежнее место — на громыхающий лист железа, закрывает багажник: поехали! Половина первого. Равинель нажимает на педаль. Ему почти весело. Люсьена струхнула. Да еще как! Куда больше, чем тогда, в ванной. Почему? Риск тот же — ни меньше, ни больше. Во всяком случае, в их отношениях что-то вдруг изменилось. Она чуть было не предала его. Конечно, Равинель больше об этом никогда не заговорит, но будет уже иначе реагировать, если она снова попробует держаться с ним высокомерно.
Красный огонек грузовика-цистерны приближается. Равинель обгоняет его и мчится вперед. Вот и Бос. Небо прояснилось. Высыпали звезды. Они медленно бегут за окнами машины. О чем она, интересно, думала, хватая сумочку? О своем общественном положении, о своем месте в больнице? Она его чуточку презирает. Жалкий коммивояжер! Он давно это понял. Его считают простаком, не способным разбираться в тонкостях. Но он вовсе не такой дурак, как им кажется!
Ножан-ле-Ротру! Длинная, бесконечно длинная улица, кривая и узкая. Небольшой мост и черная, поблескивающая в отсветах фар водная гладь. «Внимание — школа!» Ночью школьники спят. Равинель не замедлил хода. Вот он уже на другом, крутом берегу. Мотор рычит во всю мочь.
Черт побери! Жандармы. Трое, четверо. Их «ситроен» поставлен поперек шоссе и загораживает проезд; у края дороги выстроились мотоциклисты. И все залито ярким светом: спины, портупеи, лица жандармов. Они машут. Придется остановиться. Равинель выключает фары. Внезапно его скрючивает от подступающей к горлу тошноты, как тогда — в ванной. Он машинально резко тормозит, и Люсьена с силой упирается в приборную доску, чтобы не стукнуться. Его мутит. Вот уже электрический фонарик прогуливается по мотору, по кузову… Глаза жандармов впиваются в глаза Равинеля.
