Раз постучала, Стефанек поворачивается из-за своего маленького письменного стола. Как та журналистка сказала — для подростка.
— Мама, ты себя плохо чувствуешь? — спрашивает и уже готов ехать со мной, если надо.
— Да нет, я так пришла, — отвечаю и улыбаюсь ему.
— Садись, мамочка.
— Знаешь, сын, может, ты и прав был. Продают еще дом-то тот? Нужно отсюда уезжать, тесно больно. Теперь, как тетка Алина…
— Сердце мамочкино обо мне вспомнило. Но нет, останемся тут.
Она и года у нас не прожила, как захотела возвращаться. Тут, дескать, не с кем рта раскрыть, вы, мол, прячетесь от меня по углам. И вообще, что мне в этой Америке. В розовой пене кости свои мою? Могу и мылом — на карточки. Там хоть в очередях постою, с людьми о жизни поговорю. Мы между собой все разговариваем. Как брат с сестрой или муж с женой. Там нет чужих. Хоть по улице иду, хоть на остановке стою, всегда поболтать можно. Отдайте мне деньги, вернусь и квартиру себе куплю. От тех, что привезла, половины не осталось — натаскала себе из магазинов все, что на глаза попадало, комната ее выглядела, как гнездо сороки. Стефанек ни словом об этом не обмолвился, всю сумму хочет ей вернуть. А ведь денег у нас не так много, я не работаю, Янка тоже еще пока учится, на одну его зарплату живем. В год сорок тысяч долларов. На троих человек — это не состояние. Но и ее, старуху, как отпускать в дорогу такую, все там поликвидировала, некуда возвращаться. Прошу, чтобы Стефанек с ней потолковал, меня-то она слушать не хочет. Тогда сын ей говорит: а что будет, если вы вторую ключицу сломаете?
Ничего не помогло. Запаковали мы баулы и отвезли ее в аэропорт. Я уже вижу, как сын мой радуется отъезду тетки Алины, а мне тоскливо. Она ведь свидетелем была, когда мы со Стефаном в костеле венчались. И с ней я как будто и к нему ближе“.
У него дрожала рука, когда он принимал от почтальона телеграмму.
Привожу маму самолетом, суббота, десять часов вашего времени.
Стефан Гнадецки.
Не мог оторвать взгляд от подписи. Откуда она взялась под этим текстом? Только потом до него дошло, что Стефан Гнадецки — это не он, а его сын.
„Янка поехала проведать родителей, и остались мы одни со Стефанком. Стали, как прежде, засиживаться в кухне. Один раз смотрю, а виски у моего сына седые. Как Стефан рано начал седеть. Тоже работает без меры. Иногда неделями его дома не видно. Береги себя, сын, здоровье одно в жизни.
— Все так в жизни, — отвечает. — Одна мать…
И на этом закончил.
