В энциклопедических трудах эта задача решалась впоследствии системно, разрабатывалась дотошная рубрикация; в «Историях» нередко различным сторонам жизни — природе, быту, культуре — посвящались отдельные главы, но и в этих монументальных жанрах, как и в исходных формах (письма, отчеты, сообщения), всеохватность достигалась прежде всего путем своего рода спонтанного соединения всего со всем: описываю все, что вижу. Именно такой, по сути дела, эпический художественный синкретизм и характеризует все типовые памятники эпохи. Так первопроходцы становились подлинными новаторами литературы. Разительное отличие между теми, кто описывал Новый Свет на основе личного опыта, и теми, кто создавал исторические сочинения о его открытии, не выезжая из Европы! Ведь последние были отключены от того главного, что вдохновляло американских хронистов, — от чуда новизны.
Как мы уже говорили, роль понятия «чудо» в литературе XVI века огромна — ведь и европейцы были носителями мифов и легенд. Новооткрытая действительность представала перед ними как фантастическая, чудесная, как сценарий рыцарского романа, где чудо есть норма и обыденность, где христианские святые вступают в борьбу с индейскими дьяволами. И не случайно, что такую огромную роль в создании системы мировосприятия Нового Света сыграли именно образы наибольших из чудес — образы рая и ада. У истоков этой традиции — сам Колумб, его первое письмо. Впоследствии Америку естественным христианским раем изображали сторонники гуманистов, адом — их противники; и естественно, и те и другие обращались в изображении оппозиционных образов Америки к библейской стилистике, смешивая ее с иными стилистическими пластами.
Каждый из самодеятельных писателей, в меру своего знакомства с различными литературными и историографическими источниками, стремился ориентироваться на какие-то образцы; кроме того, каждый, конечно, читал своих оппонентов, учился у них. Это также порождало образно-стилевой синкретизм. У новых писателей, в зависимости от степени образованности и направленности интересов, могли преобладать те или иные стилевые пласты — деловой отчетности, натуралистической достоверности (веризм), публицистического трактата, легендарно-поэтического стиля, поэтики рыцарского романа, евангельской стилистики, элементы ученого гуманистического стиля, стиля дневниковых записей. Все они вступали во взаимодействие, использовались не по назначению, отступали перед главной задачей — достоверно поведать о казавшемся невероятным, рассказать быль о небывалом. И общее движение, как оно прослеживается вслед за письмами Колумба и его «Дневником», — это движение от небывалого к обыденному, от фантастичности к натуральности, то есть это путь демифологизации действительности, освобождения ее от чуда. Антропоцентризм, самостояние индивидуума были теми началами, что заставляли преодолевать мировоззренческие, жанровые и стилевые каноны на пути к новой картине мира, к естественности мировосприятия и натуральности стиля. Именно такая творческая динамика предстает со страниц произведений Кортеса, Лас Касаса, Берналя Диаса дель Кастильо, Сьесы де Леона и других. Особенно значителен в этом отношении Берналь Диас, чье произведение — это разворачивающаяся на глазах дискуссия с исходными стереотипами, в ходе которой как бы происходит новооткрытие человека, психологических мотивов и стимулов его поведения и деяний.
