Ананасы, финики силу начали набирать, соком наливаться. Скоро уже ни одного зеленого не осталось — все поспели. Однако я решил, что этого мало. Удивляетесь? А вот сами подумайте. Ну, созрели они. И что дальше? Фрукты сами на землю не спустятся — их доставать как-то надо. А пока они на пальме висят, все равно — зеленые или спелые. Спелые даже еще хуже. Только дразнят. А в природе как? Когда созрел плод? Тогда упал! Иначе как он растением станет? В воздухе, знаете, хорошо, конечно, ветерок обдувает, солнышко, но только ни минералов, ни удобрений нет. А без этого, как ни крути, не прорастешь. Хоть ты трижды дерево. И скоро наши труды были вознаграждены. Как посыпались фрукты! Только увертывайся! Набрали всего, что можно. Ананасов, бананов разных сортов, фиников. Хоть лавочку открывай. Солоноватое правда все, от морской воды, наверное… Ну, поели. А тут и вечереть начало. Красиво! С одной стороны — джунгли, с другой — саванна. Вы никогда закат в саванне не видели? Зря! Прямо скажу — зря! На фоне огромного диска заходящего солнца по темной пустыне бродят антилопы, слоны… Впечатляющее зрелище! Только нужно быть в душе художником, чтобы это по достоинству оценить. А Балласт, к сожалению, оказался натурой не такой утонченной. Сидит-зевает.
Ладно, думаю, действительно, спать пора, нам завтра еще до Кейптауна добираться. Огляделся, смотрю — растение какое-то странное невдалеке. То ли выросло недавно, то ли не замечал раньше. Думаю, пустынное, наверное. Ствол такой из песка торчит, а крона на земле лежит. Пушистая. Самое подходящее место для ночлега. Балласт первым залез. Завалился в листья и тут же уснул.
А я лежу, моргаю. И сна ни в одном глазу. Как назло. Потом еще комары откуда-то появились, кусать начали. Помощник мой спит, хоть бы хны. Я даже какую-то обиду, что ли, почувствовал. Рядом товарищ мучается, а он спит. Тут еще гиена где-то хохотать начала. Я, вообще, человек не пугливый, но тут, сознаюсь, жутко стало. Потом гиена замолчала, кукушка куковать начала. Ну, стал я считать, сколько мне на роду написано.
До утра куковала. Правда, с перерывами, но до утра. У меня две тысячи семьдесят пять вышло. Что-то многовато получилось. Тогда я подумал, а, может, это у нее не года, а месяцы, или, того хуже, дни? Тогда совсем мало. Потом махнул я на это дело и овец считать начал. И что бы вы думали? Уснул. Так что, имейте в виду, овцы, они надежнее.
А утром просыпаюсь я от ощущения, что меня мелко, но часто подбрасывают, как макароны в дуршлаге. Открываю глаза и вижу, понимаете ли, проносящийся мимо африканский пейзаж. Реки, саванны, леса. А рядом со мной Балласт на нашем транспорте стоит в растерянности, с пуком страусиных перьев в руке. Я, естественно, интересуюсь, в чем дело и почему мы, так сказать, перемещаемся? Ну, помощник мой и рапортует, что, мол, утром хотел меня от солнца укрыть, чтобы не напекло. Только листики сорвал, а наш «кустик» как подпрыгнет и понесся галопом. Поглядел я вперед, а там страусиная голова, и под нами ноги толстые мелькают. Так и есть — едем на страусе.
